Я встретился взглядом одновременно с Мириам и Мартином. Не могу этого объяснить, но меня в тот момент словно током пронзило…

– Предлагаю назвать это парадоксом песочных часов Мириам Филлипс, или по-другому – «несуществующее противоречие, изобретенное пытливым, но бестолковым умом на пустом месте». Так даже вернее будет…

Мириам резко встала из-за стола, схватила тарелку с недоеденной картошкой и кучей зеленых листьев салата, и вывалила содержимое блюда на голову Мартина.

– Спасибо, что хоть не долбанула меня этой тарелкой, – тот только подпер щеку рукой, и вообще, выглядел так, словно ничего особенного и не произошло.

– Наверное, вы часто так развлекаетесь? – спросил я.

– Периодически, – Мартин нехотя встал, и начал оттряхивать свою одежду от остатков еды.

– Отстираешь, – фыркнула Мириам. – Так вот, господа, – это уже она обращалась к нам, – думаю, сейчас самое время внести некоторую ясность, и сказать вам, с какой целью я вообще вас позвала. Конечно, понимаю: вы так себе союзники, учитывая ваши жизненные ориентиры, и рассчитывать на вас особо не придется. Но все же, кого-то лучше я, пожалуй, и не найду, в этом слишком очаровательном для меня городе-музее. Вы, кстати, никогда не замечали, что Брюссель похож на модный, востребованный, но совершенно бесполезный магазин парфюмерии? Конечно: как только ты подходишь близко к нему, на тебя обрушивается град сладких и прекрасных ароматов, но, немного пройдясь вдоль выставленных в галерее флаконов и флакончиков в стиле ар-нуво, ар-деко, неоготики, готики, и так далее, ты замечаешь, как неоправданно высоки цены, и что вообще-то все флаконы, равно как и запахи, – одинаковые…

– Мириам, – низко и недовольно отчеканил Мартин.

– Прощу прощения. Так вот: предлагаю принять вам всем участие в моем арт-перфомансе. Это бесплатно!

– Еще бы ты брала с нас деньги, – хмыкнул Мартин.

– Эй, не забывай: это – Брюссель, и здесь все платно! Кроме дружбы и любви, разумеется. Их невозможно достать ни за какие деньги, наверное, их попусту не существует, и потому они бесплатны. Но тебя, Мартин, я конечно же считаю своим другом, – Мириам вдруг кинулась к нему на шею.

Парень лишь мягко отстранил её от себя.

– Мириам, а что мы должны делать? – Анри, словно бы его взгляд застыл в одной точке, неподвижно смотрел на девушку.

– О, я так и знала, Анри: ты заинтересуешься, и будешь осторожно прощупывать почву! Ты рад принять участие в чем угодно, но лишь бы от тебя не требовали многого, и соблюдали дистанцию. Ты так боишься чего-то, или скорее кого-то, кто потревожит твой покой. Странно, Анри, что ты жаждешь счастья, а не вечного покоя. Словно ты уже давно мертв. Я хочу оживить тебя, и, кажется, единственный способ – это пропустить через тебя разряд, так, чтоб твое сердце стало почти что электрическим, раз уж сердце из тканей и сосудов не способно тебе помочь…

– Ты что, мать твою несешь? Мириам, где ты прячешь кокаин? – резко спросил Мартин. Он скривил лицо, и посмотрел на подругу, не скрывая отвращения.

– Кокаин я тебе не дам, ты ведь проиграл пари, и должен был бросить, помнишь, тогда, на обзорной площадке Рейнтурм?

А я же чувствовал себя настолько некомфортно, глупо, и, пожалуй, тревожно, что единственным моим желанием сейчас было уйти, и никогда больше не встречать этих людей. Конечно, я хотел бы взять Анри с собой, но он…но он предпочел бы остаться. Еще бы: разве можно ожидать от такого слабака чего-то другого?

– Иди к черту, Мириам. Ты напугала Анри. И только сильнее разозлила Этьена. Смотри, он то краснеет, то бледнеет, кажется, он готов швырнуть в нас пару стульев.

– Неужели? Этьен, и зол? Не болтай ерунды! Этьен – представитель самого просвещенного слоя интеллигентного высшего среднего класса Западной Европы. Эти люди не ведают, что такое агрессия, злоба без причины или с ней, они – вежливые и учтивые, почти как дипломаты, и даже больше. Да и какая злоба и ненависть может быть, если ты живешь в огромном доме, имеешь все, что может позволить себе представитель обозначенного класса, и, пожалуй, единственное, чего тебе не хватает – это капелька той самой любви. Любовь – причина неврозов, так уж повелось, и даже высший средний класс иногда страдает. Наверное, нужно перейти в самый высший класс, чтобы перестать задумываться о таких человеческих вещах. Ну а пока ты не можешь быть самим собой, особенно в любви, пока обманываешь сам себя, и окружающих, внушая себе что-то такое, что глубоко тебе чуждо, и противно… О, Этьен, мой дорогой Этьен, как я тебя понимаю, пусть я совсем, черт возьми, не из высшего среднего класса. Ну а для всего остального есть таблетки, которые заботливо выпишет семейный психотерапевт. Сколько раз в день их нужно принимать, Этьен? Одну утром, во время легкого завтрака, вторую – в обед, быстро запить водой, пока никто не заметил, и, наконец, последняя – за два часа до сна. Чтобы непристойные эротические сны не одолевали, и чтобы к тебе, наконец, вернулось чувство собственного достоинства…

Я отвесил Мириам звонкую пощечину. И после – довольно улыбнулся, а, глядя на то, как её глаза покраснели, и как она потирает место удара, громко рассмеялся.

– Попридержала бы ты язык, иначе получишь еще раз. По другой щеке.

– И что, никто даже не заступится за меня, а? – обиженно и плаксиво проговорила Мириам.

– Получила то, на что напрашивалась, – Мартин пожал плечами.

– Значит, антидепрессанты не помогают, Этьен? Легко же тебя вывести из равновесия, конфетка, – Мириам быстро пришла в себя. Она несколько картинно тряхнула головой, чтобы поправить налипшие на лицо волосы, и взглянула на меня…как на полное дерьмо.

Меня же интересовало только одно: откуда она, черт бы её побрал, узнала, что я сижу на антидепрессантах?

– Смотри, Анри, какого человека ты назначил себе в возлюбленные! Когда я смеялась над тобой, он и бровью не повел, а, как только я слегка задела его, он не нашел ничего лучше, как ударить меня. Подумай, Анри, подумай…

У меня на секунду в глазах потемнело. Я зачем-то быстро посмотрел на Мартина, словно он должен был тут же что-то такое гадкое сказать, но на его лице не отразилось вообще ничего.