— Я и сам не знаю… — произнёс Даниил, ещё не оправившись от испуга, — Чувствую: внизу холодные течения, ногу сводит… Вдруг — раз! Как камнем на дно потянуло…

— Ты бы хоть крикнул нам, что тонешь, — сказала Олива, откидывая с его лба мокрые пряди волос, — А то мы видим: ныряет, ну, думаем, радуется…

— Хороша радость, — процедил сквозь зубы Даниил. — Я кричать даже не мог…

На обратном пути идти было гораздо легче, если не считать зверских комаров, которые тучами носились вокруг. Ребята завернулись в полотенца как шахиды, и так и пробирались через лес. До Васьково они добрались почти без приключений, и даже успели сесть на последний автобус, который как раз стоял на остановке в тот момент, когда друзья вышли из леса.

Ребята еле-еле успели рассесться в автобусе. Рядом с Оливой уже сидела какая-то девушка, поэтому Даниилу пришлось сесть на другое сиденье, спереди.

— Девушка, не хотите ли вы поменяться со мной местами? — спросил он.

— Нет, мне и тут нормально, — сухо отвечала девушка, сидящая рядом с Оливой.

Даниил вздохнул и, развернувшись всем корпусом назад, вперился взглядом в соседку Оливы.

— Ладно уж, так и быть, — смягчилась она, меняясь с Даниилом местами.

— Я ей четыре флюида послал, — весело сказал Даниил, садясь рядом с Оливой. Та усмехнулась:

— Ты в своём репертуаре…

Мимо пролетали деревни, поля и реки. Вечернее солнце садилось за лесом, освещая мягким оранжевым светом скошенное поле и скирды сена на нём. Во всей неяркой северной природе, пролегающей за окном автобуса, чувствовалось умиротворение вечернего часа, такое же сладостное и теперь, как когда-то давно.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — нарушил молчание Даниил.

— О чём же? — спросила Олива, глядя в окно.

— О том, что уже не чаяла ещё раз побывать в наших краях… Я угадал?

— Угадал…

Автобус въехал на мост реки. На противоположном берегу под мостом было видно, как кто-то купается.

— Да, я уже и не надеялась вновь увидеть всё это, — задумчиво произнесла Олива.

— Но ты здесь, — сказал Даниил, — Главное, что ты здесь. А остальное неважно.

Яростный порыв ветра распахнул окно, и вместе с ворвавшимся в комнату дождём защёлкал по подоконнику крупный град. Никки высвободилась из объятий Кузьки и подошла к окну, чтобы задёрнуть шторы.

— Ты смотри, как хлещет, — заметила она, — Вот наши-то там небось попали… Поди-ка, все до нитки вымокли.

— Дурачьё, — презрительно отозвался Кузька, — Угораздило же их потащиться на Медозеро! Вечно эта Олива придумает что-нибудь…

Никки захлопнула окно и, задёрнув шторы, опять нырнула в постель и прижалась к тёплому боку Кузьки.

— Ничего, пусть помокнут, — сказал Кузька, — Главное, что нам с тобой тепло и хорошо.

— Да, — отвечала Никки, — Хорошо, что мы не пошли с ними. Откровенно говоря, я рада, что сбагрила их на целый день. Так хоть отдохну от них немного…

— Я тебя понимаю, — сказал Кузька, — Олива любит собирать вокруг себя балаган. Там, где она — уже не дом, а какой-то проходной двор. Представляю, как они тебя тут вымотали…

— Ладно, что о них говорить, — Никки сменила тему, — Давай лучше поговорим о чём-нибудь поинтересней.

— Давай, — Кузька устроился на кровати поудобнее и одной рукой обнял Никки, — Знаешь, я кое-что читал про тебя в Оливиной книге. Но представлял я тебя совсем другой...

— Да? И какой же ты меня представлял?

— Ну... — Кузька задумчиво поднял глаза к усыпанному звёздами потолку Никкиной спальни, — Такой, знаешь... Себе на уме. Сильной такой, с железной волей. Хитрой стервой, — усмехнулся он.

— А на самом деле я какая? Хуже?

— Не хуже; почему сразу хуже? Как раз наоборот — ты добрая и нежная, — он взял в руку её ладонь и осторожно погладил, — И очень симпатичная...

— Ну, судя по Олиной книге, я бы так не сказала, — усмехнулась Никки.

— Вы не поделили парня; знаю, читал, — сказал Кузька, — Олива не умеет проигрывать, в этом её недостаток. Я только одного не могу понять — почему она после всего этого живёт в твоём доме...

— Просто мне её жалко, захотелось ей помочь... Жизнь жестоко обошлась с ней.

— А может, она заслужила?

Никки помолчала.

— Не знаю, не думаю... Оля вообще-то не плохая, просто незрелая ещё...

— Она же старше тебя на год, — заметил Кузька, — Хотя ты, наверное, права. Несерьёзная; играет в людей как в куклы, забавляется... Такое ощущение, что она сама себе придумала роль для своей книги. А жизнь ведь не игра, чтоб в неё играть.

— А для кого-то это игра... — задумчиво произнесла Никки, невольно вспомнив Даниила с его «установками».