После этого он присел у обрушенного штрека и прислушался. Конечно, Пепек там. И десятник хмурится как черт, того и гляди укусит.

Теперь Станда обнаруживает некоторый порядок в работе. Мартинек и Матула постепенно приближаются к крейцкопфу, подпорка за подпоркой - вот и ладно, друг, еще тут подпереть бы... Хансен подоидет, посмотрит, удовлетворенно кивнет и идет дальше; то тут, то там он поднимает блестящий чумазый нос к крепи и озабоченно смотрит - не ломаются ли дальше перекладины. Или остановится и настороженно прислушивается. Или опустит контрольную лампочку к полу - нет ли газа; а встречаясь взглядом со Стандой, подмигивает, будто хочет сказать: ничего, ничего, gut, пока все идет нормально.

Дед Суханек перестал тараторить и усердно разбирает завал; у него кривые, дрожащие ножки, но как много может сделать этот невзрачный человечек!

Адам работает молча, неторопливо, но завалившийся штрек словно расступается перед ним; он уже продвинулся внутрь отверстия и, стоя на коленях, расчищает следующий метр прохода. Андресу, наверно, уже надоело, что и обругать-то некого, и он лезет к Пепеку; сейчас они где-то внутри, сердито ворчат друг на друга, лаются, словно два барсука в одной норе. В остальном здесь даже спокойно - нет ни спешки, ни суматохи; только работают люди так, что ног под собой не чуют. Смотри, вот как борются за человеческую жизнь; никакого геройства, - просто тяжкий труд.

В крейцкопф заглянул крепильщик Мартинек.

– Как делишки?
– благодушно спрашивает он.
– А нам новый лес везут.

Молодой гигант сел на опрокинутую вагонетку, довольно поглаживая широкой ладонью свои голые плечи, и голубыми улыбающимися глазами стал смотреть на незаметную, неторопливую работу Адама.

– Тоже ничего себе работенка, - заметил он через некоторое время.

Из дыры, пятясь, вылезает запальщик Андрее; уже по его заднице видно, что в нем все клокочет от ярости. Едва встав на ноги, он прицепился к Мартинеку.

– Вы что, глазеть сюда пришли?
– рявкнул он.

– Ага, - спокойно отвечает Мартинек, даже не повернув головы.

– Марш на место!
– срывающимся голосом заорал "пес" Андрее.
– Вы здесь не для того, чтобы прохлаждаться, вы... вы...

За спиной у него хрустнуло, и Андрее обернулся, будто на шарнирах. Сзади стоит Матула, пригнувшись, как горилла, и глаза его налиты кровью; он грозно рычит: - Что? Это кто здесь прохлаждается?

Запальщик прижался спиной к стене.

– Что вам надо?
– резко спросил он и сжал кулаки.

– Господи боже, - вырвалось у Суханека, и от испуга он приложил пальцы к губам, словно девочка.

Молодой гигант даже не шевельнулся.

– Оставь его, Матула, - сказал он добродушно, будто речь шла о брехливой собачонке.
– Это у него само пройдет...

Андрее отделился от стены.

– А вот я посмотрю все-таки, далеко ли вы продвинулись, - сказал он неестественно спокойным тоном и пошел, не оборачиваясь.

Каменщик Матула повернул за ним, как бык, и растопырил пальцы, готовый вцепиться в горло Лндреса.

– Оставь его, - незлобиво повторяет Мартинек, продолжая поглаживать свои голые руки.

Как странно - даже здесь, в шахте, от Мартинека веет чистотой, он кажется каким-то золотистым, и невольно вспоминаются созревающие хлеба. Приветливо и чуточку сонно глядит он на медленную работу Адама. Тот все глубже вгрызается в штрек и даже не обернется; штаны у него постепенно сползают вниз по узким бедрам, на спине выпирают позвонки, но длинные неторопливые руки работают с такой уверенностью, что можно рот разинуть и глядеть, глядеть без конца.

Андрее возвращается надутый и мрачный.

– Надо бы добавить еще переклад к последней паре, - говорит он, ни к кому не обращаясь.
– И как следует закрепить скобами.

– Надо бы, - отвечает крепильщик с невозмутимой приветливостью.
– А который теперь час?

Запальщик достал часы в желтом слюдяном футляре.

– Скоро половина девятого, - буркнул он, попрежнему ни к кому не обращаясь и ни на кого не глядя.

– Я, пожалуй, поставлю тут пару стоек, Адам,-говорит крепильщик Мартинек и сладко зевает.

Адам выпрямился, подтянув штаны на голом потном заду.

– Можно, - промямлил он равнодушно.

Запальщик Андрее переминается, хмурит лоб; вон как - ему явно дают понять, что в нем никто не нуждается!

– Пулпан, - раздраженно гаркает он, - полезайте к Фалте и скажите ему, что он может смениться.

– Пожалуйста, - поспешно отвечает Станда, но вдруг чувствует, что у него схватило живот, а к горлу подступает тошнота. Как, лезть в этот завалившийся штрек?.. Но ведь там уже были другие, правда?.. Ну да, были, и Станду засмеют, если он не пойдет: эх ты, сопляк, зачем же ты первым вызывался? Будь здесь хоть Хансен, он бы поглядел на Станду, кивнул бы, и тогда все пошло бы легче...