– Да брось, Франта, не ломайся...

– После Андреса... я... не стану пить!

– Ну, не порти компанию, дружище!

Матула берет стаканчик опухшими пальцами.

– Я его убью, - громко говорит он, - все равно убью...

– В другой раз с ним посчитаешься, а пока, черт возьми, уймись!

Каменщик Матула подчинился и выпил коньяк.

– Дай еще, - прохрипел он н вытер ладонью синеватые губы.

– Теперь я.- И Пепек, широко расставив ноги, опрокинул коньяк в рот и с наслаждением заржал.
– -Теперь ты, Станда!

Станда никогда еще не пил коньяка; сначала он попробовал его на язык, затем выпил одним духом, по примеру прочих, заморгал н закашлялся; сразу опьянев, он почувствовал безмерное блаженство, на глазах у него выступили слезы, вся душевая завертелась, и он не знал, как выразить свой восторг. Удивляясь, что пол уходит у него из-под ног, он повернулся к Мартинеку.

– Мартинек, я тебя люблю, - с жаром сообщил Станда.

Молодой гигант весело улыбнулся.

– Ну вот и ладно.

– А на Пепека я вовсе не сержусь, - торопливо уверял Станда.
– Вот нисколечко, Пепек... Пепек поклялся, что поможет им. Пепек - славный малый, и я его от всей души люблю. А Хансен... братцы, ну прямо как бог! Правда ведь, он как бог?

– Еще бы, - серьезно согласился крепильщик.Ханс - во!

– Понимаешь, Хансена... я считаю героем. Первый спустился н ушел последним... Крепильщик, я готов снова туда спуститься. Я слышал, как они тюкали... Мартинек... ведь верно, мы им поможем?

– Понятное дело, - отвечал крепильщик.-А зовут меня Енда... Иди-ка ты мыться!

Станда с наслаждением плещется под душем, коекак, торопливо проводя руками по своему худощавому телу. Мартинека он больше не стыдится. Нет, нет, перед Мартинеком ему не стыдно.

– Как бы вместо нас другие их не спасли, - выбивает он дробь зубами.Вот здорово будет, когда их на-гора подымут... Как ты думаешь, Андрее смелый?

Мартинек отдувается под струей воды, трет себе спину.

– Что ты сказал?

– Андрее - смелый парень?

Крепильщик задумался, красивый и сильный, как статуя на фонтане.

– Да, - ответил он наконец.
– Дело свое знает. И распоряжаться кто-то должен же, - закончил он несколько уклончиво.

– А что он всюду нос сует... думаешь, это смелость?

– Ради порядка,- рассудительно объясняет Мартинек.
– Он должен все измерить, записать и доложить, понимаешь? Он ужасно любит докладывать. Ради этого он в огонь кинется...

– Он ко мне все время придирался, - пожаловался Станда.
– Складывай, мол, камни точно в штабель, и уголь отдельно... На что это ему, скажи, пожалуйста...

– Для порядка. Он потом все обмерит и запишет в книжечку: откатчик такой-то, столько-то кубометров породы и столько-то угля.

– Он и об этом должен докладывать?

– Может, и не должен, да Андрее это любит. Понимаешь, я поработать как следует люблю, а он- обмерить, как положено. По мне, и мерить-то не надо: руки у меня сами чувствуют, что вдоволь поработали- и ладно. Молодой великан вытирает полотенцем широкую грудь и удовлетворенно, глубоко издыхает.
– Но Андресу всегда кажется, будто мало сделано, а все оттого, что он только свой метр и знает, - и потому злится, почему не больше сделали. Да, работать и мерить - вещи разные. И вдобавок хочется ему когда-нибудь стать десятником участка, а то и штейгером... Ради этого, дружок, он и в пекло полезет.
– Крепильщик засмеялся.
– А в том штреке, Станда, понимаешь, неважно сегодня было!

– Ты думаешь, что там... что там было так уж опасно?

– Ну, как же, - спокойно ответил крепильщик.Ты еще увидишь. Ханс, Андрее, Адам - все чего-то ждут, по лицу видно.

– Чего же они ждут?

– Не знаю, - ответил Мартинек, вытирая румяное лицо.
– Я крепильщик. Что ж, крепь там будет падежная; этот Вагенбауэр-человек умелый... Да ладно, пока мы оттуда выбрались, и то слава богу скажи.

У Станды немного кружится голова - вероятно, после душа.

– Енда, - говорит он в каком-то экстазе, - я хотел бы совершить что-нибудь такое для тех троих. Что-нибудь... великое, понимаешь? Чтобы самому почувствовать,- да, ты делаешь как раз то, что нужно... ведь дело идет о жизни! У меня это вроде как жажда... Как ты думаешь, что я должен делать?

Мартинек понимающе кивает.

– А очень просто: ты должен как следует укладывать камни, ясно?

XII

Первая спасательная кучкой плетется к нарядной- сдавать номерки. Уже ночь, десятый час; на "Кристине" все тихо и темно, лишь кое-где разбросаны огоньки да светятся высокие окна машинного отделения; на горизонте поблескивают зарницы, словом - черная ночь. У окна нарядной стоит навытяжку запальщик Андрее и разговаривает с Хансеном.

Пепек остановился, осененный великолепной идеен.