Лето только начиналось, когда по улицам Салерно побежали глашатаи, выкрикивая приказ Гизульфа – каждый дом должен запастись продовольствием на два года.

Тем временем, под стенами города появились палатки норманнов, а их корабли ровным строем вытянулись, перекрывая бухту. Эти же корабли подвозили продовольствие воинам. Норманны не проливали лишней крови, они просто ждали, когда жители Салерно начнут сами умирать от голода.

Новый приказ Гизульфа потребовал отдать треть запасов «на хранение» в кладовые замка. Сдававший получал три византия за меру пшеницы. Отказавшийся изгонялся из города.

Прошло ещё несколько недель, и вооруженные подручные Гизульфа пошли по Салерно, собирая всё, что ещё осталось. Начался голод. Какое-то время горожане ещё держались, убивая своих лошадей и питаясь кониной. Потом в пищу пошли собаки и кошки, потом – листья. Смерть от голода стала обыденностью.

Нао пришлось проявить всю свою изобретательность, чтобы Ника и Сальвато остались живы. К счастью, их домик стоял за пределами города, за линией норманнских палаток. Он сразу показал охранную грамоту Рожера, и дозоры оставили их в покое.

Раз в неделю Нао пробирался к пустынному берегу, где не было сторожевых кораблей, но была затоплена субмарина. На ней он плыл к одному из прибрежных городков – Сорренто, Портичи, Кастелламаре и закупал на рынке недельный запас провизии. Труднее было вернуться с мешком домой, но под утро только редкие стражники бодрствовали, а охранная грамота была всегда с собой. Ника приводила детей из соседских хижин и подкармливала их. Соседи не спрашивали, откуда в доме еда, они молча радовались, что дети не так голодают.

Наступила зима. Осаждённый Салерно вымирал. Медицинская школа давно прекратила работу. Однажды Нао отправился в город – войти внутрь было гораздо легче, чем выйти наружу. Люди столпились, покачиваясь от голода, на том самом месте, где полгода назад с горожанами прощалась Сишельгайта. Народ тихо переговаривался.

– Когда же вернётся Гайта? Она же обещала!

– Наверное, когда мы откроем ворота норманнам.

– На улицах валяются трупы, а Гизульф ходит мимо, не обращая внимания. И это – сын Гвемара? Зачем нам такой правитель?

– Будешь бунтовать – палач вырвет тебе глаза или отрубит руки.

– Думаешь, от голода умирать приятнее?

– Ну так иди к складам, князь продаёт зерно самым голодным.

– И почём?

– Сорок четыре византия за меру.

– Сколько-сколько?! Мы тут умираем, а он делает бизнес!

Людскому гневу не хватало лишь капли, чтобы совершить неминуемое.

– Идите за мной! – решительно выкрикнул Нао.

Он направился в сторону стражников гарнизона, охранявших городские ворота. Они тоже были измучены шестимесячной борьбой с собственным народом, хотя не так голодны – Гизульф понимал, что военных нужно кормить, чтобы мечи и копья не развернулись против власти.

– Город нужно сдать норманнам, – обратился Нао к командиру. Тот поднял на него усталый взгляд, потом оглядел огромную толпу измученных людей и пробормотал.

– Делайте, что хотите. Мы сдадимся. Говорят, Роберт не жесток, к тем, кто не оказал сопротивления. Надеюсь, сегодня не последний день моей жизни…

Нао первым начал отворять запоры на воротах одной из башен. У него нашлось столько помощников, что они мешали друг другу. Когда норманны увидели, что ворота замка открылись, они восприняли это как должное, и без особой спешки проследовали в город.

Гвискар приказал избежать кровопролития и обещал, что участники осады получат свою долю добычи, а сам направился к замку. Он был воин, он всю жизнь завоевывал города и территории, управление новыми землями его не занимало.

Сишельгайта тоже вошла в город, но за мужем не последовала, а собрала на площади измученных горожан:

– Вот я и дома!

Те ответили тусклыми, измождёнными улыбками. Они еле держались на ногах. Тогда герцогиня обратилась к своей свите.

– Тащите провизию на площадь, я не хочу, чтобы новые подданные моего мужа и мои земляки умирали от голода, – и, повернувшись к жителям Салерно, добавила, – постройтесь в очередь, всем хватит. Тот, кто будет драться, останется голодным.

Пожилой мужчина дернул Нао за рукав и спросил:

– Ты видел её глаза?

– Да, – ответил Нао, – глаза решительной и властной женщины, которая не хочет показать, как она рада тому, что, наконец, оказалась дома.

– Её глаза прекрасны, – сказал мужчина, будто не слыша ответа.

Нао посмотрел на него, и смутное воспоминание шевельнулось в его памяти.

– Амо… Аматус?

– Я так давно не видел эти глаза. Когда она вышла замуж за великого норманна, я отправился в монастырь. Дезидерий, настоятель монастыря, наказал мне записать историю норманн на этих землях с самого начала. Я начал с прославления Ричарда Дренго, который первым из норманн стал покровительствовать монастырю после долгих лет вражды. В моих летописях переплелись свершения двух великих фамилий – Дренго и Отвилей.