— Мальчик мой, конечно же, нет. Раньше середины зимы и не стоило ждать ответа. Но я всё-таки старый и очень умный человек… Знаешь, мне порой свойственно не замечать того, что меня не интересует…

— Мне тоже, — с сожалением сказал я.

— Да, я заметил, — Соксон улыбнулся. — И в твоих бумагах это написано.

— В моих бумагах? Вы читали их?

— Ну конечно, я их читал! — мудрец всплеснул руками. — И согласился я с тобой сотрудничать именно потому, что читал. В Мобане мудрецу получить к ним доступ не сложно.

— Неожиданно, — признался я, но мудрец отмахнулся.

— Так вот… Может, я и мало интересуюсь тем, что происходит вокруг, — продолжил он. — Но у меня великолепная память. И даже однажды услышанную байку или сказку — я всё равно запоминаю. Причём не так, как большинство людей: запомнил и забыл, и даже если напомнить — вспоминается с трудом. Нет, я вспоминаю тогда, когда это мне нужно. Вот и в этот раз, Шрам, я задумался о графе. А вчера утром, за завтраком — вспомнил.

И вспомнил я следующее: лет пятьдесят назад, при отце нынешнего Императора, среди верхов Империи стало формироваться сообщество, которое настаивало на необходимости решения вопроса с трещинами мира. Ты вот хмыкаешь, и многие хмыкали — ну как, за всю историю не нашли решения, а тут прямо вынь да положь. Но движение и не думало исчезать. И потом даже стало понятно почему — были слухи, что нынешний Император увлекался этим движением. Но он-то перерос, стал правителем и даже устроил гонения на бывших единомышленников, но к тому времени слишком много влиятельных людей были сторонниками этой идеи. Так что уничтожению подверглись только самые одиозные лидеры. А большинство просто начало высказывать более умеренные взгляды.

Понимаешь, я постоянно вспоминаю, как тебя граф встретил, какие мысли высказывал при мне… Да и ты немало дополнил. И всё это мне почему-то казалось немного знакомым. Таким, знаешь, знакомым не по-человечески — ругают-то вас многие — а исторически… Да, именно исторически. Так я и вспомнил. Вот это самое движение. Именно его члены первыми сочли, что вы, ааори, ничего не делаете, потому что у вас нет ни желания, ни стимула. Вы же… грешники, как считается. Ну и если Император пришёл к выводу, что вы просто недостаточно мотивированы — и надо придумать, как заинтересовать вас в вашей работе, то некоторые дошли до того, что вы просто никчёмны и не способны вообще ни к чему… Ну знаешь… Бездари…

— Понимаю, — кивнул я.

— Ну да… Ещё бы… — продолжил Соксон. — Тут-то я и стал вспоминать, а что предлагало это, с позволения сказать, сообщество? И всё, ты знаешь, сошлось. После десяти лет метаний они наконец нашли, благодаря наиболее фанатично настроенным мудрецам, примеры того, как мир изменяется. Алхимическое изменение! Сравнив некоторые данные по изменённым землям и испорченным алхимиками территориям, они пришли к выводу, что явления имеют много общего между собой.

— Так достали бы у алхимиков «Последний довод», выпили бы и проверили, — хмуро предложил я, воспользовавшись паузой.

— Ну, знаешь, тут надо было ещё добровольцев найти под это дело, — Соксон мягко усмехнулся. — Они всё же теоретики, которые строят песочные замки в сезон штормов. Им это предложили, и они не смогли. Ты же помнишь, в движение входили высокопоставленные люди. Не то, чтобы они боялись умереть. Это и в результате интриг случается, но такое их не останавливает. Но рисковать ради денег и положения при Императоре — это одно. Это можно пощупать и потрогать. А рисковать ради теории — это совсем другое. Они попытались найти добровольцев среди простолюдинов, но алхимики выдвинули условие: они готовы предоставить нужное количество «Последнего довода», но рисковать будут лидеры.

— Ясно. Тогда их и начали гонять?

— Да, именно тогда гонения и начались. Но идеи так просто не умирают, Шрам. Нет! Идеи живут, таятся и снова вылезают на свет, дай им только волю. Оставалось только понять, как граф Кадли связан с этим движением. И тут мне на помощь и пришла ещё раз моя память, — мудрец с важным видом прикоснулся пальцем к виску. — Мать Кадли — дочка одного из тех, кого казнили. Отец её был графом, но после его смерти прямых наследников по мужской линии не осталось. Власть в провинции Император передал одному из младших графов Тонги, который провёл на императорской службе не один год и был крайне достойным человеком. Кажется, Гаскар, его звали? Не важно. Он был умён и, собираясь быстро взять провинцию под контроль, использовал старых служащих — назначенных ещё старым правителем. И для этого женился на его дочке. И фактически вассалы старых хозяев стали служить ему. Изящно, да?

— Мастер, вот я от этого всего так далёк…

— Привыкай, Шрам. В мире всё строится на подобных историях. Самые жестокие интриги не при дворах Императоров, а в маленьких селениях, где всё тихо и чинно на первый взгляд… Так что, получается, от своей мамочки наш граф не только набрался идей, но и вышел на нынешних лидеров движения за исправление мира.

— Я всё ещё не понимаю, как он собирается всё исправить, — признался я.

— Это потому что я ещё и не сказал. Идея у них была простая. Чтобы исправить одно изменение, надо направить навстречу — другое. И в этом, наверно, что-то есть… Но для этого надо взять Сердце Изменения.

— Это что такое?

— Ну… смотри. У каждой изменённой земли — оно своё. У Диких Земель, давно известно, сердце — это Провал. От него-то трещины и пошли. А вот что именно является сердцем Линга… Это ещё предстоит выяснить. Но это что-то очень дорогое для того, кто является главным правителем земель Линга — самым сильным изменённым. И сердце это располагается в самом малом мире из всех миров Линга. В том самом, который связан с нашим миром, миром людей. Здесь этот предмет присутствует как тень, а там — как предмет. И если взять этот предмет и подчинить его себе — можно самому управлять изменением…. В теории, конечно же.