— Возможно, Ковчег сможет остановить катастрофу, — продолжила она, так как тишина затянулась. — Я думаю, что Ковчег — это нечто ключевое. Мы обязаны найти его.

****

Керезора очнулся в кромешной тьме в катакомбах, он понял это по запаху истлевшего дерьма, в которое уткнулся носом. Ужасно болела шея. Раскалывалась голова — возможно, от того, что рядом громыхала музыка, а может, из-за того, что прекратили действовать препараты, которые укололи в медчасти.

Он на ощупь нашел источник гвалта — смартфон, и побыстрее выключил, ведь музыка привлекала нечистых. Вместо этого включил фонарик и огляделся. Туннель: низкие потолки, узкий проход, высохший сток и плесень на стенах. Затхлый горький запах, пропитавший все вокруг.

Скорее всего, он находился под Новогорском. Удивительно, что Горин просто не убил его. Вероятно, он оставил ученого на съедение тварям. Это жестоко, но иммунолог знал — полковник способен на самые ужасные поступки. Особенно, учитывая роль Керезоры в смерти сына. Именно он спрятал Даню в самолете, летевшем с мобилизованными солдатами в Полярный. Именно Керезора спланировал эту операцию. Тогда он думал, что чем больше людей погибнет, тем лучше. Ведь это и есть промысел Божий. Теперь же все происходящее являлось прямым последствием его поступков.

Вдалеке послышался скрежет, а затем — что-то похожее на стрекот. Очевидно, что часть зараженных уже прошли через метаморфозу. А так как сейчас снаружи должен быть день — то канализационные туннели являются логичным убежищем для морфов.

Согнувшись в три погибели под низким сводом, Буревестник бросился в сторону, противоположную той, откуда донесся стрекот. Впереди черным-черно и безумно страшно. Но другого выхода нет. Хвала Богу, что он очнулся раньше, чем нечистые добрались до него.

****

На рассвете окна Новониколаевского аэропорта напоминали фасеточные глаза огромного насекомого. Часть стеклопакетов была испещрена пулевыми отверстиями. У фасада стояли полицейские кареты на спущенных колесах и бульдозер, закрывший одну из дверей, еще один вход явственно пострадал от взрыва — там была раскурочена дверная рама. Судя по всему, кто-то бросался гранатами.

— Странно, — решила Кареглазка, оглядываясь по сторонам.

Она была умницей. Я и не думал, что мы сможем долететь до Новониколаевска, еще и благополучно сесть. Она — смогла. Все время полета я не отходил от нее ни на шаг, лишь изредка отлучаясь развлечь Милану — но и тогда я оставлял в кабине Цербера, который ошеломленно скалился навстречу облакам. А мне приходилось играть роль любящего дяди, желающего стать отчимом — что ж поделать. Возможно, это ненадолго — в нынешнем мире дети зачастую погибают первыми. Так что, мои шансы остаться в жизни наедине с Кареглазкой вполне осуществимы.

— Вспышка, — многозначительно сказал я. — Бои шли по всей стране. Где-то с автоматами и гранатами, как здесь, где-то — с вилами и топорами.

Лена задумчиво оглядела парковку, выискивая взглядом подходящее транспортное средство.

— Перед началом пандемии я была аспиранткой в МГУ, — произнесла она отстраненно — по сути, отвечая на мою ремарку, но будто разговаривая не мной. — И в тот самый день, когда произошел первый инцидент в Индии, в универе прошел слух о ЧП в Новониколаевске. Все думали, что это оспа, коронавирус или, на крайний случай, эбола. Естественно, никто тогда и не думал о фуремии.

Я ни черта не понял, что имелось в виду, и что ей здесь не понравилось. И переспросить не успел — она что-то увидела вдалеке и устремилась туда, оставив меня со своей дочерью. Спрашивается — зачем? Зачем мне ребенок от непонятно кого? Как напоминание о том, что мамашку кто-то оприходовал?!

Сумасшедшая сектантка поскакала за ученой, а я медленно поплелся с девочкой. Ничего, я думаю, это все же станет плюсом к карме. Бог все видит, и вознаграждает труды — в данном случае, мои мучения с обработкой полковничьей жены.

— Ты женишься на мамочке? — вдруг ни с того, ни с сего спросила Милана.

Совершенно не было настроения разговаривать, хватит, я и так развлекал ее весь полет, а сам даже не вздремнул. А ее мать еще и игнорирует меня до сих пор, хотя я уже столько для нее сделал… А что именно сделал? Это застопорило мой мозг. Как она оценит мои старания, если я сам не могу абсорбировать сотворенное добро?

— Ты хочешь жениться на моей маме? — повторила вопрос девочка, как обычно надоедает вся эта мелюзга.

— Нет, я просто хочу залезть ей в трусы, — правдиво ответил я.

— Что? — не поняла она.

— Да, конечно. Я хочу жениться на твоей маме и купить ей много-много красивой одежды.

— А что такое «купить»? — она задумалась.

Мы как раз достигли ее мамаши, только что поковырявшейся в ярко-желтом Порше до включения двигателя — что-то радостно провопив, каждый свое, мы уселись и быстренько покинули территорию аэропорта. На выезде мы миновали блокпост: кучи песка с разорванных мешков и зеленый бронетранспортер. Видать, военные не давали людям улететь.