— Мне самой по сей день снится роддом, в котором я была, — продолжила ученая. — Там произошла Вспышка… и я должна была погибнуть — или стать тварью, — глаза девушки налились мокрым блеском. — Меня спасли приемные родители — они отвлекли морфов. Они погибли, а я… я выбралась.

— Я не хочу об этом говорить, — поморщился Гриша, самопроизвольно сжав кулаки.

— Так не говори! — сказала Лена. — И не думай! Оставь это в прошлом. Нельзя держать внутри этот заряд, иначе мы все погибнем.

Менаев фыркнул, давая понять, что с него хватит. И все же странное чувство облегчения медленно, как тоненький зонд, проникло в мозг, распространяясь по нервной системе — унимая стыд и горечь травли. Каждый делал плохое… — проигрывалось в голове на автоповторе.

— Мы на месте! — заорал Сидоров. — Босс будет рад с вами повидаться.

Крылова испепелила его взглядом — ей хотелось выпустить лейтенанту-насильнику кишки.

— А вы зачем в аэропорт ехали? — ухмылялся Степан. — Куда лететь хотели-то?

— В Колонии, — ответ Гриши удивил девушку, она рассчитывала притвориться партизанами.

— Ха-ха-ха! — залился хохотом Сидоров. — Вы шифером пришиблены? Им там не до вас. На Ямал краклы прорвались. Новую землю без газа оставили. В Воркуте вообще была жопа, столько людей полегло. Улановский вроде хотел бомбу скинуть, но Меч запретил.

— Там до сих пор бои, — добавил лейтенант. — Так что… я не жду благодарности, но вы мне обязаны — вы бы погибли там. Курить будешь? — он протянул пачку Менаеву.

— Спасибо, но нет. Я бросил, — отказался Гриша.

— Хочешь прожить подольше? Вряд ли получится, — ухмыльнулся Сидоров. — Кстати, а вы не знаете, куда Оскар запропастился? Нет? Ну, ладно — он часто приходит и уходит, когда заблагорассудится. А Босс нервничает. Исчез гаденыш — с позавчерашнего вечера. Ладно…

****

Цербера на ферму, Милану — к Бергман. Мятежная супруга, выродок и эпилептичка — в Одеон, в котором только что закончился театральный вечер, а теперь стартовали кулачные бои. Сидоров раздал команды, и удовлетворенно почесал за отстреленным ухом, направившись вслед за пленниками в армейский клуб. Босс будет доволен.

Горин активно мутузился на ринге, выплескивая гнев, и выгоняя с потом алкоголь. Он закончил второй бой, свалив апперкотом молодого здоровенного татарина Тимура, и подустал — соперник вымотал его по-полной.

Увидев жену-изменщицу с хахалем, полковник немедленно оставил ринг, слегка вытерев лицо уже грязным полотенцем. Этим он еще больше размазал огромные черные круги на глазах — остатки обильного, уже потекшего грима, оставшегося после участия в «Кориолане». Зеркала, оставшиеся в зале после действа, импровизированно масштабировали эмоции, бурлившие внутри — пока он шел, его отражения становились похожи то на Ворона, то на помесь Джокера с Пеннивайзом, то на капитана Салазара, жаждущего отомстить Джеку Воробью.

Под гул переполненного зала Горин оказался возле пойманных беглецов, оценил взглядом перебинтованное плечо выродка, а затем обратился к жене — неожиданно любезным тоном.

— Привет, моя хорошая! — он улыбнулся, и свет софитов заиграл на мелких зубах. — Прости меня, дурака — я себе места не находил, переживал, как вы там с Милочкой.

Он был искренен — и он хотел бы помириться. Компромат на Керезору заставил его пересмотреть события последних лет — оказалось, что ЛЕНА НЕ БЫЛА ВИНОВАТА в гибели Дани!

А ведь именно со смертью сына их отношения покатились кубарем в пропасть. Он срывался на жене, периодически применял силу, и требовал родить ребенка, как воздаяние за то, чего лишился. Но, теперь все точки расставлены. И он простит ее измену. Пора мириться, уже не тот возраст, чтоб обижаться, тем более, что сам виноват, — думал он.

— Илья, своим отъездом я сделала толстый намек, что не передумала, и развожусь с тобой, — процедила жена, и взяла Менаева за руку, подав, так сказать, еще один сигнал.

Горин оскалился, чувствуя, как злость снова формирует взрывной шар внутри. Сейчас он бы с удовольствием оторвал гаденышу руку, и скормил свиньям… но он засомневался в приемлемости такого поступка. Он и так много натворил на эмоциях… пока предостаточно.

— Да он — дитя! Мелкий пацан — зеленый, безответственный, беспринципный. Сколько ты его знаешь? Две недели? — полковник окинул выродка уничижительным взглядом. — Он не защитит тебя с Милой. Не прокормит. Он сбежит и бросит вас максимум через месяц-два. Он трутень, он… ЯЛОВЫЙ! Лена, ОН НЕ МУЖЧИНА!