Взамен он просил немного — лояльность и дисциплину, труд и дружбу. А от Лены — любовь, которая была ему обещана. Гибель Данила подкосила его, и он долго винил в этом именно молодую жену, которая не смогла, или не захотела найти общий язык с его сыном. Но их отношения снова получили шанс, когда она согласилась родить. Илья надеялся, что появление общего ребенка поможет ему справиться с ежедневной болью. Он приходил в Данину комнату, садился на пустую кровать, и мечтал, что скоро здесь снова зазвучит детский смех.

Теперь все это оказалось под угрозой. Он, конечно, и раньше осознавал, что их отношения трещат по швам. Не всегда они с женой понимали друг друга, ссорились — ну, с кем не бывает? Ссоры — это вообще неотъемлемый атрибут человеческих взаимоотношений. Но, он надеялся, что супруга видит и ценит все то, что он для нее делает. Поэтому, когда Степа под синей елью сообщил, что видел Елену Ивановну, изменившую с выродком — Горин разъярился и влепил лейтенанту в ухо. Он не мог в это поверить. Когда же он нашел свои цветы в собственном бачке…

Жена знала об этом, однозначно знала. И когда он метался по Крепости в поиске вандала, и когда скандалил дома — все это время она знала. Почему ничего не сказала? Как розы оказались в мусоре? Кто их принес? КОМУ? В душе он чувствовал неладное, но не хотел в это верить. Не хватало ясности в мыслях, слишком много гнева… 394-е утро без алкоголя — при этом, бренди не помешал бы. Бренди-бренди-бренди, — заело в голове. Он не алкоголик, а расслабиться сейчас, понять, что происходит — жизненно важно. Нужно во всем разобраться, отогнать ревность, хлюпнуть еще в стакан янтарно-карего напитка. Цвета Леночкиных глаз…

А потом полковник увидел, как жена шепчется с Менаевым, как задерживаются их ладони во время случайных, казалось бы, прикосновений. И тогда Горин сбрендил — застрелил Агафона. Излил гнев. Показал власть. Продемонстрировал проходимцу, кто в доме хозяин.

Остаток дня полковник все больше напивался. Его перестали интересовать бытовые вопросы и геополитические расклады, как, например, падение форта Джефферсон. Ему нужно было расслабиться, и он занялся любимым делом — театром. А черномазый Томас стал целой находкой, позволившей воплотить в жизнь тему безудержной ярости и ревности, витавших в атмосфере. Горин достал из ящика новую бутыль. Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!

****

Елена Ивановна рассчитывала отправиться в Биоген уже завтра.

— Время не терпит, — сказала она. — В этом году аномальное тепло, льды тают, и морфы собираются у защитной зоны. Если мы опоздаем, колонии в Арктике будут атакованы, и человечество лишится возможности победить фуремию.

Дело оставалось за малым: уговорить мужа на срочную экспедицию, и оставить с ним Милану, которая уже много ночей не засыпала под мамину колыбельную. А, значит, мы с Кареглазкой сегодня больше не увидимся. Поэтому я позволил себе накатить настоянного боярышника — благо, что близость медчасти и Свинкина позволяла мне иметь это пойло.

Я расстроился, что не увижу Лену до завтрашнего утра. Хотя в плане секса мы прогрессировали. Даже умудрились сделать это в Логосе. Моя Кареглазка оказалась агрессивной и напористой в этом плане — она активно вовлекла мою голову туда, куда я никогда принципиально не пристраивался. При этом, мы сделали это, когда она стояла, прислонившись к стене чулана, лишь приспустив колготы и нижнее белье.

Честно, я такие вещи не делал с универа, со времен Вероники. Потом я разочаровался в женском поле, а после Вспышки — во всем человечестве. А тут… такое. Мне понравилось. Ее аромат, нежность, бархат кожи… ее горячая женственная сущность была настолько близко, настолько осязаема, что еще ближе просто не могла быть. А она наслаждалась властью надо мной, и вела себя, как царица. Ох, уж эти современные леди!

И меня это напугало — до чертиков прям. Может, она меня просто использует? Может, я не должен делать это? Она, значит, будет уговаривать мужа — знаю я, как жены уговаривают мужей! — а я потом буду там целовать?! Это ведь демонстрация слабости с моей стороны? И почему это «вы не можете быть соперниками»? Я ведь трахаю чужую супругу — как это я не соперник для ее мужа? Или она имеет в виду, что у меня нет шансов против Горина? Что со мной — несерьезная интрижка?!

Я испугался, меня стало колбасить, и чем больше я погружался в алкогольную темень, тем больше меня сковывал страх. Почему? Все просто — я не такой. Я не должен был заморачиваться несерьезностью намерений старшей замужней девушки, да еще и с «прицепом» в виде спиногрыза. Наоборот, это должно было меня обрадовать. Но — я почувствовал к Кареглазке странные чувства, сродни тем же, что испытывал к Веронике. Только еще сильнее и ярче. Я почувствовал, что она поселилась в моей голове, и даже когда я думаю о выпивке или отбивных — огненно-карие глаза тут как тут.

Это делало меня слабым. Это делало меня зависимым. Это погружало меня в хаос эмоциональности и соответствующих ошибок. Это делало меня рабом — в конце-то концов!

****

Горин подошел к жене, пошатываясь, и она отпрянула — от него несло, как от бочки с брагой.

— В чем проблема? — спросила она. — Два часа туда, два часа назад. И в Новониколаевске часов десять. Мы успеем узнать то же, что и Артур. Мы узнаем, что такое Ковчег. И, даст Бог, найдем его.

— Я сейчас не хочу говорить об этом. Я не в состоянии, — муж икнул. — Сначала — постель. Я соскучился.