— Неисповедим промысел Божий, — произнес я первое пришедшее в голову, и боковым зрением заметил, как Пенс вдруг уставился на меня, как баран на новые ворота. — Так ведь говорят, Александр Борисович?

— Есть такое, — ответил ученый, уже совладав с эмоциями.

На этом наше мимолетное общение закончилось — раньше мы вообще никогда толком не общались. Наконец, малахольная барышня прекратила дергаться, и открыла свои голубые глаза. Увидев нас рядом, а особенно меня, она растерялась, и ее густые брови взметнулись вверх.

— Спасибо за спасение, прекрасный принц, — она подмигнула, и Лена едва слышно охнула от неожиданности. Я тоже был смущен, хотя не отличаюсь стеснительностью.

Я широко улыбнулся, нагло заглянув меж распахнутых ляшек, и почувствовал щипок за ягодицу — Кареглазка просигнализировала, что она все видит, и происходящее ей не нравится. А моя красотка-то ревнивая! Затем я ощутил на плече тяжелую руку — Сидоров.

— Давай, я отнесу больную в палату, — сказал лейтенант, и как-то странно посмотрел на меня.

Я с холодком по спине подумал, что увалень постоянно находился сзади — и мог видеть, как полковничья супруга ущипнула меня за зад, а до этого — как задерживались наши руки, соприкасаясь. А еще, конечно, Сидоров мог просто удивиться моему разодранному лицу…

****

Когда солдаты привезли задержанных с Рудников, муж был пьян. Крылова сразу это заметила, как впрочем, и все остальные. Он не ходил зигзагами, говорил ровно и отчетливо — но это было по большей части результатом мышечной крепости тела и военной муштры духа. В голове у него уже была тьма, в которую погружает разум крепкий алкоголь. Он был в хорошем настроении, шутил и смеялся, как, например, с поцелуя Гришы и Ашотовны. Но некоторые из окружающих знали, что состояние это переменчиво.

На плаце полковник внимательно следил за женой, и то, что видел, ему не нравилось — Лена постоянно стояла с выродком, и тот периодически склонялся к ее уху, что-то нашептывая. Иногда их пальцы переплетались — как бы случайно, задерживаясь друг на друге на несколько секунд. А однажды она захохотала от нашептываний Менаева — так громко, что обернулась добрая половина площади.

Илья Андреевич не был наивным мальчиком, как и не был ревнивым без причины. А то, что он видел, абсолютно не вписывалось в рамки благоприличия. Подтверждало слова Сидорова. И намекало на то, кто похозяйничал в его цветнике.

Когда Сидоров повел чернявую барышню в медчасть, за ними повели и негра со стариком. Агафон теребил в руках кулон с изображением золотого глаза в треугольнике. От оторопи Крылова уставилась на украшение, как на драгоценный Кохинур.

— Что это — Всевидящее око? — спросила она, а дед растерялся и сжал узкий рот — словно боясь заговорить.

— Безделушка, — вклинился Керезора. — Талисман — богатство приносить, удачу… от бедности защищать.

Ученая протянула руку, намереваясь взять кулон, но Агафон отстранился, отбив руку — и грубо ударив по ее запястью.

— Безбожница! Как смеешь ты прикасаться к божественному символу?!

Лена вскрикнула от боли. Послышалась возня, и из толпы появился полковник.

— Ты, черт малахольный, ударил мою жену?! — проорал он, заикаясь.

— Грешники! Горите в аду! — выкрикнул Агафон, сверкая глазами, пока Томас дергал его за плечо, пытаясь успокоить.

В руках Горина сверкнул металл, и прогрохотал выстрел — прямо старику в лоб. Тот свалился, обрызгав кровью лейтенанта с негром.

— Поговори мне теперь! — заржал вояка, брызгая слюной.

Все застыли, потеряв дар речи, и не зная, как реагировать.

— Илья! Илья Андреевич, зачем?! — Керезора подскочил к полковнику, прося опустить пистолет.

— А что я? Я ничего, — ответил Горин, прищурившись, посмотрев сначала на иммунолога, а затем на жену. — Да, Лена? Эта скотина ударила тебя… — он оказался рядом, и положил руку на ее шею, придавливая. — Да, любимая? Это только я могу тебя отшлепать… только я могу тебя трахнуть.

Он провел пистолетом воображаемую линию по людям, заставив их отскакивать, как ошпаренных, с траектории потенциального выстрела. Крылова испуганно взглянула на Менаева, тот — не отводил глаз от Горина, пытаясь понять, что у того на уме. Успокоили полковника Сидоров и Шпигин. Что-то нашептывая командиру, они увели его в сторону штаба.

— Чего стоите-то? Идите за мной! — послышался сладкий голос Ливанова, который повел в медчасть Афродиту и окровавленного Томаса.

Люди быстро, как по команде, разошлись, оставив там Менаева, Крылову и труп Агафона. Даже отец Киприан испарился. Лена поджала губы, пытаясь совладать с эмоциями. Муж запил, и это было очень плохо. Почему он сорвался? И можно ли его остановить?

— Тетрадь сама себя не прочитает, — вдруг сообщила она Грише. — Иди, работай, будем спасать человечество — если еще осталось, что спасать, — она посмотрела вслед Горину. — А мне нужно поговорить с мужем — СРОЧНО!