— Не буду более тревожить тебя, пациф, если что-то нужно, я рядом, — произнес он и развернулся, чтобы уйти.

— Ёнк, мое имя Ёнк! — бросил пациф ему в спину.

Марсий остановился. Эта была своего рода победа. Пациф открыл свое имя. Он развернулся и сказал:

— Я рад, что ты жив, Ёнк!

Пациф кивнул.

Марсий поднялся к Атле. Он вновь надел скафандр и вышел в открытый космос. Сильная эмоциональная встряска изнурила его. Он был совершенно опустошен. Тулонец и представить себе не мог, что когда-либо станет так сильно волноваться из-за жизни пацифа, имени которого тогда он даже не знал.

Работая в одиночестве, Марсий был предельно осторожен, не спешил и подавал лед только небольшими порциями. Атла принимала кубы теперь медленнее и внимательнее. Цена каждой из трех жизней была слишком велика.

Марсий закончил работу один. Приборы подтвердили, что запас воды пополнен на сто процентов. Они вылетели незамедлительно. И хотя напиленные глыбы не были сплошным льдом, а содержали также примеси углерода, обработать воду можно было уже в полете. Главное — очистить ее от радиации.

Они продолжили путь к первому тоннелю. Он лежал между орбитами Юрэя и Гинеи, принадлежал системе Семь миров и считался Полуродным — так называли все тоннели, у которых один вход располагался внутри системы Семи миров, а другой — за его пределами. И только если оба конца находились в Семи мирах, тоннель называли Родным. Границы системы определял сам Оникс, все, что попадало под силу его притяжения, принадлежало ему, все, что нет, считалось иным миром. Время полета до входа в туннель Ольмеко составило три месяца. Это была самая трудная часть пути, привыкнуть друг к другу было непросто. Из-за сильного обоюдного недоверия работать слаженно не получалось. И Атла, и Марсий, и Ёнк часто ссорились между собой.

Раздражала одна и та же крамовская пища трижды в день, хотя там и были сконцентрированы все необходимые минералы и витамины, вкус ее настолько приелся, что осознание полезности не спасало ситуацию. Спали они по очереди, два из трех членов экипажа все время должны были бодрствовать. Хотя даже спящий пилот оставался подключен к общему сознанию звездолета и продолжал нести свои функции неосознанно. У каждого была своя каюта, что позволяло временами уединяться, но основное время они проводили в главном павильоне. Помещение это было просторным, с высоким потолком, с которого свисали тонкие кристаллы, через кончики которых в помещение поступал кислород. Но даже в этом просторном зале им было тесно втроем.

На момент, когда они подлетали к первому порталу, Марсий спал. Это была его очередь на сон, но он проснулся от того, что у него пошла кровь из носа. Он резко встал и посмотрел вниз. Несколько красных капель упали на пол. С непониманием Марсий наблюдал, как кровь собирается с пола в маленький шар, взлетает и делится пополам, затем половины ее делятся снова пополам, и так до того момента, пока микроскопические капли не смешались с воздухом и не пропали из вида, и все это за одно мгновение. Гравитация была нарушена, а значит, они были у самого входа в тоннель.

Он выбежал в павильон. Атла повернулась, посмотрела на него и произнесла:

— Мы в тоннеле! — ее голос звучал так тихо и глухо, словно шел с другого конца вселенной. Он не сразу разобрал, что она сказала. В ушах зазвенело.

«Терпи, это скоро пройдет», — зажимая уши руками, повторял он про себя.

Ощущения, которые испытывал человек, проходя по магическому тоннелю, были слишком сильными. Страшнее всего было тем, кто попадал туда первый раз. Человек не знал, чего ждать, и то, что доводилось ему встретить там, навсегда меняло его взгляд на мир. Его сознание расширялось до размеров вселенной, границы стирались, он начинал чувствовать себя могущественней, больше и, что важнее всего, переставал ассоциировать себя с каким-либо конкретным местом, планетой или звездой. Такой человек считал своим домом любой участок пространства.

Обострялись зрение, слух, обоняние, осязание. Прочувствовав каждый свой рецептор, каждое нервное окончание и клеточку своей плоти, человек начинал лучше себя слышать и понимать. Он впитывал среду, в которой находился, испытывал на себе болезненный удар каждой молекулы, стонал от движения нейтронов в самом себе и за пределами себя.

Взглянув на ладонь можно было увидеть её насквозь, пронзить взглядом кожу, мышцы, кровь и кости. Но самым манящим в кротовой норе, было то, что человек начинал видеть красоту даже там, где её вовсе не было. Обострялись цвета, они становились удивительно сочными, сильными и динамичными. Восприятие мира становилось фееричным, повышалось настроение, уходил страх.

Комнату звездолета залил яркий звездный свет. По стенам потекло сияющее серебро. Нооэкраны вспыхнули алыми распускающимися розами. Атмосфера нереальной психоделичности будоражила разум. Марсий пошатнулся, выглянул в иллюминатор. Из бесконечной темноты навстречу ему полетели лица знакомых и незнакомых ему людей. Они материализовались из звездной пыли, которую почему-то он начал видеть и чувствовать. Свет звезд обжигал ему лицо. Взгляд остановился на собственном отражении. Марсий оцепенел от ужаса, зрачок отсутствовал в его глазах. Безумное, маниакальное желание вернуться в прежний мир захватило его сердце. Стало ломить в груди.