И под высокой берёзой Андрей не выдержал, совершенно мелодраматично остановился на полуслове, повернулся к девушке и прижал её к себе, уткнувшись лицом в короткие прядки светлых волос. Стало щекотно и сладко. Она молчала и дышала ему в грудь там, где с ужасающим грохотом долбилось о рёбра его сердце. И он вдруг почувствовал, что твёрдые, напряжённые руки её, поначалу упёршиеся в его грудь, обмякли, скользнули вниз и вокруг него. Скользнули и так естественно легли ему на спину, поглаживая и согревая.

— Маленькая моя, девочка моя, я тебя люблю, — только и смог выдавить взрослый, опытный доктор Андрей Евгеньевич Симонов этой крохотной молоденькой женщине. Но, видимо, именно эти слова и должны были прозвучать под высокой берёзой, потому что Андрею сразу стало легче. И сердце, хоть и билось так же отчаянно, но стало сразу же горячим и мягким, а не ледяным от страха и острым. А Ирина в ответ еле слышно шепнула между пуговицами его рубашки:

— Я тебя тоже, огромный мой.

Он тут же, одномоментно, решил, что жизнь, оказывается, такая потрясающая штука. А жизнь вместе с этой девушкой вообще сродни раю. И, решив так, не раздумывая, — ждать он уже совершенно не мог — выпалил:

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал и сам испугался своей безапелляционности и, как ему показалось, эгоизма. Никаких, красивых и веками отточенных вопросов и просьб типа «ты выйдешь за меня?», или «будь моей женой», или «осчастливь меня своим согласием». А нахальное, нахрапистое заявление «я хочу, чтобы ты стала». Дикарь, неандерталец, самец! Но Ирине, видимо, ничего такого в его словах не почудилось, потому что она подняла на него счастливое лицо и просто сказала:

— Да.

Всю ночь восторженный жених ворочался с боку на бок, думая только о том, как бы уговорить невесту сыграть свадьбу поскорее. Потому что, как выяснилось, он и этого ждать совершенно не мог и не хотел. А хотел всем и каждому сообщать, что вот эта самая лучшая, самая красивая, добрая, смелая — ну, конечно, смелая! Так подстрелить Главного! — девушка на свете носит фамилию Симонова.

В итоге часа в четыре утра, когда уже светало, он не выдержал, прошлёпал босыми ногами в гостиную, плюхнулся в кресло и, шепнув недовольно заворочавшемуся в клетке морскому свину Ирокезу:

— Не сердись, у меня любовь! — позвонил родителям в Париж. Трубку взял отец, и Андрей, сияя, как первоклашка на линейке, будто заспанный родитель мог его увидеть, сообщил:

— Пап! Папа! Я женюсь!

— На Ирине Сергеевне? — весело спросил отец, словно и не разбуженный великовозрастным чадом в самое сонное время.

— А откуда ты…

— Да мы уж давно всё поняли, — отец перебил и даже не извинился, вопреки обыкновению, — ещё когда ты в школу зачастил. А уж мама, только раз Ирину увидев, мне сразу сказала, что ты на ней женишься.

— Я ещё добавила «по большой любви», — подключилась к разговору по второй трубке его невероятная мама, — и «наконец-то».

— Мамуль, — возмутился нежный сын, — ну, откуда ты могла это знать?! Если даже я сам ничего не знал?!

— Просто ты мой ребёнок, — спокойно ответила она, — да ещё и копия отца. Я на твоём лице видела все те же мысли, чувства и переживания, что наблюдала у Жени, когда… Да, в общем-то, и до сих пор наблюдаю.

— Неужели? — удивился взрослый ребёнок молодых родителей, вспомнив отца, с нежностью глядящего на маму.

— Именно, — засмеялась она, — ты ужасно влюблён. И я ужасно за тебя рада, сынок.

— И я тоже, — веско закончил отец и добавил, — иди, поспи хоть немного.

— Я не могу, — пожаловался сын.

— Это я понимаю. Теперь до свадьбы будешь бояться её упустить. Я сам такой был. Но спать всё равно надо. А то во время венчания в обморок от переутомления упадёшь. Спокойной ночи, сынок.

— Спокойной ночи. Я вас люблю.

Андрей положил трубку, обернулся и увидел в дверях Ирину всё в той же умопомрачительной изумрудной пижаме. Она виновато улыбнулась и шагнула к нему. Симонов с трудом проглотил горячий комок, откуда ни возьмись вдруг возникший в горле, и спросил:

— Я маменькин и папенькин сынок?

— Ты лучший на свете. И конечно, ты мамин и папин сын. А чей же ещё?

Он благодарно прижал её к себе и сообщил:

— Вот увидишь, наши сыновья тоже будут нас очень любить. Это у нас семейное. И станут названивать нам среди ночи, чтобы сообщить, что женятся.

— Сыновья? — с ласковой улыбкой подняла она брови.

— Ага. Трое… Ну, и две дочки, конечно.

Пленников они пока оставили у Рябининых. Алине с Костей просто некуда было идти, а Алёша отказался уезжать без друзей. Павел, глядя на троицу, махнул рукой и заявил, что три лишних рта им никак не помешают и уж совершенно точно не объедят. Рты радостно заулыбались и сообщили, что не только не помешают, но даже с готовностью помогут. Например, в благородном деле борьбы с завалами, оставшимися в дальних углах сада от прошлых хозяев и не до конца разобранными. При этом уточнили, что дело это небыстрое, и ждать его окончания раньше, чем к концу недели, бессмысленно. Обомлев от такой беспардонности, Андрей собрался было брата вернуть с небес на землю, то есть из Никольского в Марьино, но посмотрел на его счастливую влюблённую физиономию, обнаружил в себе чувства, до неприличия сходные с ощущениями впервые влюбившегося младшего братца и остаться великодушно разрешил.