– - Так!.. давайте сюда. Ну, что, опять к нам пожаловала?
– - встречала нас Старшая.
– - А вы свое забирайте. Мы тебе палатку вымыли...
– - так нежданно, так приветливо сказала тебе, доченька.

Вышли наши милые провожатые тетушки, потоптались (видно, хотелось им с тобой попрощаться), вскинули скатанные носилки, подошли ко мне: "Всего вам доброго".
– - "Спасибо!..
– - вскочил.
– - Спасибо вам огромное от всех нас!" --"Желаем, ото всей души вам желаем...
– - а лица потухли.
– - Не поминайте

нас лихом".
– - "Что вы, что вы!.. Такие у вас там люди!..Разве можно сравнить".
– - "Да уж...
– - покосились на дверь.-- До свиданья. И жене вашей, и доченьке от нас, ото всех... Не убивайтесь так, все бывает, все, а вы еще... вам еще... "

И пошли, пошли...

"Папочка!..
– - Тамара неожиданно появилась в окне, выходившем во двор.
– - Ну, устроились. Тут хорошо, тихо, прохладно. В этом смысле...
– издевательски дрогнули губы, -- тут лучше. Все врачи ушли. Спроси, можно ли тебе к нам. У этой".
– "Не знаю, не знаю...
– - величаво глянула Старшая, -насчет вас мне никаких указаний не было".
– - "Поймите, жена уж три ночи не спит", -- с места в карьер начал канючить. "Мне даны указания, чтобы в боксе с больной был кто-нибудь один. Такой уж у нас здесь порядок. И везде".
– "Нет,

не везде".
– - "Ищите, где лучше".

Подошел к окну, рассказал. "Сволочи, -- было спокойное резюме.
– - Ох, как мне не хотелось сюда!.." -- "Вспомни Песочную..." --- "Да, понимаю... ладно, не волнуйся, как-нибудь. Иди домой. Ах, да, ты Лину ждешь".

И совсем уж стемнело, когда на пустынной дорожке увидел ее. Еще издали качала мне укоризненно соломенной головой. "О-у!..
– - исторгла из самых глубин, устало плюхнулась на скамью.
– - А я там вас искала... вечно ты мне запаришь мозги".
– "Извини, но я же тебе говорил".
– - "Ну, я забыла! Могу я забыть?! У меня что?..
– - осеклась.
– - Знаешь, Сашка, только я могла из нее выжать. Вот...
– - достала из сумочки две бутылочки, еще теплые.
– - Я ей прямо сказала,-- заулыбалась, -- как хотите, но без этого я от вас не уйду. Вот ся-аду...-

мило, по-детски и даже приподнялась, чтобы снова сесть, -- и буду сидеть. Пока не дадите. Посмеялась и говорит: ну, раз так, придется уважить. Ты слышал про амитозин?" - "Аминазин больным детям в психиатрической, слышал, давали".
– - "Нет, амитозин! Про тот я сама знаю".
– - "И как, помогло?" -- "С тобой до чего угодно можно дойти. Шучу, шучу, миленький...
– - накренилась, погладила.

До чего же быстро она ко мне привыкала. "Нет, это совсем другое. Понимаешь, там такой мужик симпатичный сидел. Мы разговорились с ним. У него жена болеет. На Песочной лежала, по женским...
– - брезгливо, как не женщина, морщилась. Или как слишком здоровая женщина.
– - Ей

посоветовали этот амитозин, и она прямо воскресла. Это новый препарат, его делают где-то во Львове. Я взяла адрес и телефон этого мужика, если хочешь, съезжу".
– - "Пожалей уж не кошелек, так таксистов".
– - "Да!.. ты знаешь, я тут с таким мужиком познакомилась!" - "На остановке".
– - "Как ты угадал? Ты умничка. Нервничаю, опаздываю. Нет и нет. И вдруг едет машина и останавливается возле меня. Девушка, говорит, садитесь. Ну, я подумала...
– слишком уж пренебрежительно выпятила губку,-- и села. Ничего... н-ну, так, обычный. Володей его зовут".

Это и был тот самый Интерес, только все это было не "на днях", а гораздо раньше, да велика ль разница, если теперь и Володи того давно уже нет, и других, многих, а есть Шурик-- почти муж. И этого тоже не станет, а будет муж, натуральный. Потом и его не станет, но другие же будут? Обязательно -- и они, и муж. Окончательный? Не знаю. Лишь одно мне ведомо, как царю Соломону: все проходит. Когда-нибудь. Это для тебя, доченька, счет шел на дни.

– - Молодой мужик, а такая "Волга", вся вылизанная, и такие финтифлюшки везде, обезьянки мохеровые. Ты ведь знаешь, как мне важна машина, сколько я на такси трачу.

Вот теперь, когда у Лины давно уж машина, с которой она "не слезает" ни зимой, ни летом, -- вот теперь-то вряд ли она поняла бы себя, тогдашнюю. И того Владимира тоже. Все мы так, бывает, не можем понять, как могли мы быть с кем-то, даже просто так -- разговаривать.

Уже дважды выглядывала Тамара, поговорила тихонечко с Линой, благодарно, улыбчиво. Разве скажешь, глянув, что у нее на душе. Обернулась, спросила: "Лерочка, тетя Лина пришла, хочешь ее посмотреть?" Отмоталась ты головой. Первый раз не захотела увидеть. Чтобы себя в ее глазах не увидеть. А Лина рассказывала. "Он мне говорит: вот запомните, все равно вы не сорветесь с моего крючка. Честное слово -- так и сказал!
– - сияла.-- Он мне два раза звонил в тот же день. И потом приезжал".-- "Как он тебя энергично на крючок надевает".
– - "О-у, Сашечка, при желании у меня таких было бы миллион! Нет, не нравится, скобарь, но -- машина! Говорит: когда и куда угодно. Хочешь, съезжу за амитозином?"

Поблагодарил, и подумал, что и травы эти напрасные, только горечь отравная. А знакомому Лины по амитозину позвонил в тот же вечер. Говорил он приветливо, при жене. И сама подошла, голос бодрый, приятный: "Вы знаете, эти уколы такие болезненные, что, боюсь, ребенок не выдержит. После них не пошевелиться. Я человек привычный, сами понимаете, но это совершенно адская боль. Что ты говоришь?..
– - в сторонку.-- Да, вот муж говорит, что этот изобретатель сейчас уже сделал новые, очищенные. И они уже безболезненные". Доложил Ильиной, и мгновенно: "Завтра же я узнаю у наших правдистов, кто там, во Львове, собкором, и буду того просить. Выйдет! Я уверена, что выйдет. Думаю, не откажет".