Шрифт:
Около трех миллионов человек в России приходилось на разночинный люд: купцов, купчишек, служащих, разновсякую прислугу, писателей, преподавателей, младших офицеров, выбившихся из солдат, и так далее.
Почти полтора миллиона составляли класс высший, правящий – дворянский. Состоявший из дворян столбовых, титулованных, потомственных и личных. Последние дворянское званием получали за безупречную службу без права его передачи по наследству.
Более эксклюзивным и редким был низший класс – бандиты, попрошайки, люмпены, в общем бывшие, нынешние и будущие обитатели каторги и тюрьмы. Страну населяло около полумиллиона подобной шантрапы. Немало, надо сказать, для того времени. И сущие копейки по нынешним временам.
Россия росла бурно, но не как здоровый организм, матерея каждой клеточкой, а как болезненно сложившееся тело, вздымаясь то здесь, то там огромными выпуклостями мускулов, а то и гнилыми прыщами. И парадоксов была полна, какую сферу жизни не возьми.
К примеру картофель. Причем здесь крахмальные клубни, спросите? А при том, что именно к началу века двадцатого Россия наконец распробовала этот продукт. Открытие способности картофеля легко превращаться с помощью примитивных перегонных устройств в крахмал и спирт сделало его едва ли не самым популярным корнеплодом. По двести кило на каждого жителя, включая младенцев выращивалось на отечественных полях.
Да ведь и то сказать, нет продукта более для России характером подходящего. Практически в любом климате брось пару глазков в лунку, ничего полгода не делай и собирай потом твердые клубни по десять-двадцать штук под каждым кустом. Да не сам собирай, хлопотно, – бабу с вилами да мешками наладь. А там – ешь не хочу!
Но в том то и дело, что при таком картофельном изобилии как все равно неотвратимый маятник смерти приходил на Россию голодомор. Власти именовали его застенчиво – недород. Но сути дела это не меняло. Десять миллионов человек умерло за десять лет в Империи от голода. Картофель перегоняли в спирт, треть собранного зерна с завидным упорством вывозили на экспорт. А народ умирал, потому как нечего было кушать. И ведь умирал каждый год! Только в года «недорода» унавоживал кладбища своими трупами более изобильно, а в обычные года – менее.
Бакинские нефтепромыслы – нарыв, Ленские золотые прииски – болезненная опухоль, ткацкие мануфактуры в средней полосе России – прыщи. И все это проявится в революции 1905 года. Даже самые передовые в мире Путиловские заводы или Нобелевский «Русский дизель» и те брызнут повстанческим гноем по улицам Санкт-Петербурга.
В России как ни в одном другом государстве был силен полицейский репрессивный аппарат. Министерство внутренних дел, Жандармский корпус, Корпус внутренней стражи, Охранное отделение с его десятками тысяч секретных агентов, которые, казалось бы, позволяли знать все и обо всех. Все это работало денно и нощно, не покладая голов и рук.
А террористические акты и политические убийства, потрясающие всю страну происходили в среднем через каждые три дня. Как по расписанию! Взлетали на воздух кареты с министрами, прокурорами, губернаторами. Гибли от пуль наемных убийц полицейские чины, члены царской фамилии, генералы… И репрессивный аппарат никак не мог остановить эту кровавую вакханалию, потому что сам в ней …немножечко-таки участвовал.
На этом парадоксе пока и остановимся.
Менялся облик державы. Расцветала ее индустрия. Приносили богатые урожаи огромные латифундии. Рушились сословные устои. Все это в судьбах наших героев непременно-таки отразится. Но читая данный текст, помните: все описанное имеет отношение менее чем к двум процентам российского населения. Только в жизни этих процентов происходит хоть что-то, достойное описания. Остальные девяносто восемь вполне укладываются в архетип тургеневского Герасима из «Муму». Пол и возраст при этом значения не имеют.
***
Итак, у одной из лучших учениц балетного разряда Анастасии Красавиной, стали сбываться сокровенные мечты: начались маленькие выступления на большой сцене.
Она играла крошечные партии сказочных эльфов или просто детей во взрослых спектаклях. Ей так же охотно давали заглавные партии в спектаклях детских, «Золотой Рыбке», например. Именно на детские спектакли и появлялась иногда императорская семья с «чадами и домочадцами».
И одно из таких появлений привело Анастасию к исполнению ее самого заветного желания! Юных актрис прямо в костюмах пригласили в императорскую ложу, чтобы вручить им конфеты. Они заходили туда по одной, делали глубокий реверанс и целовали руки Императрице Александре Федоровне и вдовствующей императрице-матери Марии Федоровне. Рядом стоял, сияя волшебной полуулыбкой, излучая неземной золотистый свет сам Государь. Его Императорское Величество.
Когда вошла Анастасия и совершила обряд приседания и поцелуев рук, Николай Второй вдруг оживленно спросил:
– А это Вы танцевали Золотую рыбку?
Анастасия не сразу нашлась и вместо ответа сделала еще один глубокий реверанс, уже в его сторону.
– Как это было устроено, что кольцо Царь-девицы нашли именно у Вас? – настаивал с расспросами Николай.
Анастасия пришла в себя и несколько сбивчиво, но объяснила маленькие хитрости театрального реквизита. Царь в ответ широко улыбнулся:
– Спасибо, я сам ни за что бы не догадался!
Улыбка Государя обладала неотразимым обаянием. Анастасия решила, что очутилась в раю и даже явно прозевала момент, когда приличия ради, пора уже было удалиться из ложи.
– Всего тебе доброго, дитя мое.
Вдовствующая императрица – мать царя даже чуть подтолкнула ее к выходу, вручая коробку конфет. Не знала Настя, что у Марии Федоровны из-за любовной связи Государя с Кшесинской к балеринам была особая глубокая неприязнь. В каждом намеке на пуанты она видела тень настырной вездесущей Матильды.