Сам он занимался фехтованием и джигитовкой и хорошо знал, что безукоризненный и вовремя сделанный победный выпад шпаги оттачивается не месяцами даже, а годами. Что проскакать не на лошади, а под ней можно лишь тогда, когда сольешься с конем всем телом, умом и душою. А это требует сотен и сотен тренировок. Он понимал, что подготовка всех этих изящно отточенных движений – труд адский, каторжный и вознаграждаемый победой или восхищением окружающих далеко не всегда. И уж точно – никак не сразу!

– Колчак, ты странный какой-то! Моряки ходят в балет не музыку слушать. Здесь есть кое-что занимательнее нотной грамоты, – в антракте за бокалом шампанского Николай не сумел скрыть своего восторга спектаклем и чуть было не стал объектом насмешек сокурсников.

– Ты лучше посмотри какие ножки!

– За кулисами, всё, господин кадет, за кулисами!

– Там настоящая жизнь театра… За кулисами.

Узнав, что такое кулисы, Колчак сразу после спектакля направился прямо туда – на сцену. Он действительно был поражен сбивавшим с ног обилием красивых и одинаково одетых, или вернее одинаково раздетых, очень симпатичных и стройных девушек, потрясен их слаженными движениями, особенно тех, что танцевали хором в кордебалете. Но за кулисы он направился вовсе не для того, чтобы их получше разглядеть. Он хотел понять, как устроены приводящие декорации в действие механизмы. Ведь очевидно же, что все это работает не само по себе! Сцена по своей сложности напоминала целый боевой корабль. А артисты – слаженный экипаж.

Он вальяжно протянул серебряный целковый распорядителю:

– Покажи-ка мне, братец, как это у вас тут все работает. Машинерию в действии покажи. Коли знаешь, как она действует, разумеется…

– Нам ли не знать-с… Милости прошу-с… – «Я милого узнаю по походке». Распорядитель признал в Николае барина и бросился расторопно исполнять его желания, – Будет вам-с и машинерия. Все Вам, господин хороший, будет.

Николай добрые полчаса в полный рост и голос командовал мощным крейсером Мариинского театра: опускал и поднимал занавес, крутил сцену, просил рабочего двигать по рельсам декорации. И вдруг услышал тонкий девичий смех:

– Смотрите, девочки, теперь сценой морячки будут управлять!

– Прехорошенькие!

– Господин кадет, а вы к нам навсегда?

– А почему за кулисами и без цветов? Разве мы цветов не заслужили? – темненькая девочка с зелеными как изумруды глазами вышла на полшага вперед из ряда одинаково одетых учениц Театрального училища и, уверенная в своей неотразимости, капризно-вопросительно посмотрела прямо в глаза Николаю.

Колчак покраснел до ушей и едва не разинул рот от изумления. Так смело и вызывающе с ним девушки еще не разговаривали. В его жизни давно уже не было барышни, которая бы его взволновала. А тут… до мурашек по коже.

Девицам он всегда нравился. И не противился соблазнению, если они были в меру настойчивы, аккуратны, чисты нижним бельем и симпатичны, разумеется. Но к упражнениям в постели, а то и просто в укромном уголке или тихой рощице, относился исключительно как к стыдной надобности. При этом он безусловно гордился тем, что хорошо научился доводить девиц до исступления. Чем жестче – тем слаще. Он выполнял свой мужеский долг энергично и весело, но молча, без разговорных прелюдий и, разумеется без обнадеживающих обещаний.

Но то все – девки. И они, как правило, были старше его. Их привлекала свежесть его розовощекой юности, веселый нрав и кроличья неутомимость. Они происходили из низкого сословия и на роль принцессы никак не претендовали.

А вот барышня, такая чтобы действительно взволновала… Нет, барышни в его жизни давно уже не было. Очень давно. Целую вечность, если вдуматься.

Его оцепенение прервал голос той же зеленоглазой красавицы:

– У вас есть имя, господин моряк? Или мы должны прочитать его на бескозырке?

Николай взял себя в руки, поправил головной убор, бодро боднул воздух головой и представился:

– Кадет Морского Императорского корпуса Николай Колчак, мадмуазель! – щелкать каблуками у моряков было не принято.

Балетная девочка присела в ответ в глубоком книксене и томно проворковала:

– Воспитанница Императорского театрального училища Анастасия Красавина. Класс хореографии. А это мои подруги: Елизавета Облонская, Зинаида Вахрушева и Тамара Мирзоева, – девушки так же по очереди картинно присели, словно на придворном балу.

Впрочем, Облонская, улыбнувшись, решила одной шуткой разрушить чинную манерность своей подруги:

– Нюська, Люська, Резинка и Туська! – представила она всех заново картинно указывая на каждую девушку, раскрывая ладонь, словно выпускала с нее невидимую птицу.

– Ну… тогда… Тогда зовите меня просто – Нельсон!

– Это нечестно! – надула губки Облонская, – Мы раскрыли вам свой секрет, а вы? Еще бы Наполеоном представились.

– Меня друзья действительно дразнят Нельсоном. Это правда! Но вы можете звать меня Николаем. Я не обижусь.