— Знаешь, — Бреннан обхватил бокал обеими руками, словно стремясь защитить хрупкий сосуд от всех угроз этого мира, — я в ещё большей растерянности, чем был до начала разговора. В принципе, я не то, что допускаю — я не сомневаюсь, что ты не тот человек, за которого себя выдаёшь. Может быть, даже генетическая экспертиза подтвердит, что ты являешься Уильямом Маккуином, и никем другим. Но Билли ни за что не придумал бы эту историю, просиди он над ней хоть всю жизнь. Не верю, что Маккуин смог бы запомнить чей-то рассказ: мозги-то дырявые. С другой стороны, хотя шестое-седьмое и все остальные не признаваемые наукой чувства кричат о том, что передо мной сидит тот самый безликий, что может стать кем угодно и сделать это практически мгновенно… Разум сопротивляется и требует доказательств. Ну, в общем-то, доказательство нужно всего одно. Ты ведь понимаешь… Крейван…

Фланахэн конечно был готов к этому повороту. Сказал "а" — говори "б". Он не знал, насколько легко будет "разобратиться" — это столь же интимный процесс, как и обращение. Крейван не знал сородича, который, совершая ритуалы Ремесла, хоть раз предпочёл публичность уединению. Но Фланахэн прекрасно сознавал, что теперь-то выбора у него нет никакого. Он вздохнул:

— Конечно. Мне нужно место. Надо лечь.

Бреннан пожал плечами:

— Моя койка достаточно хороша для мм… процесса превращения, да?

— Я бы не советовал. Разобращение столь же грязно, как и обращение. Видишь ли, некоторые части тела, не внутренние органы, нет, внешние, так сказать, элементы Маккуина будут замещаться на мои собственные. Зубы, волосы, ногти. Натечет сколько-то жидкости: кровь, сукровица, лимфа… Нужна горизонтальная поверхность, которую можно легко отмыть.

Бреннан почесал переносицу, покосился на ковер, наморщил лоб. Потом просиял и прищёлкнул пальцами.

— Да вот же — стол. Подойдёт?

Он в три секунды расчистил поверхность, аккуратно переставив ноутбук и просто смахнув на пол всё остальное. Потом застыл, закусив нижнюю губу и выжидательно глядя на Крейвана. Пальцы нервно теребили пуговицу на старом заношенном домашнем пуловере. Фланахэн не смог сдержать улыбку, подумав, что Бреннан сейчас похож на взволнованного подростка, который впервые, кое-как собравшись с духом, пригласил на свидание симпатичную девушку и теперь с нетерпением ждет условленного часа, одновременно предвкушая предстоящее событие и страшась его. Крейван кивнул.

— Так лучше. Сейчас я разденусь и лягу. Только сразу предупреждаю, что какое-то время после возврата к своему "я", буду слаб, как новорожденный котёнок. Мне нужно будет несколько часов приходить в себя, а после, на трое суток потребуется покой и одиночество. Это необходимое условие.

— Не вопрос. Занимай любую из гостевых комнат. Если надо, еду я буду заказывать на дом…

— Нет. Только вода. Много воды. И ещё: некоторые мои вещи — их нужно забрать из нашего с Майком дома. Я вряд ли туда вернусь. Ещё нужно будет объяснить ребятам…

— Слушай, успокойся. Ты забываешь, кто здесь главный. Все вопросы я разрулю, шмотки твои перевезу. Ещё что?

— Да всё, пожалуй. — Крейван начал стягивать куртку.

— Ещё секунду. — Бреннан легко коснулся плеча безликого. — Давай все же выпьем за удачу. Если это, конечно, не помешает процессу метаморфозы?

— Нет, отчего же. — Крейван взял большой, но хрупкий с виду бокал, и посмотрел сквозь него на лампу, дававшую неяркий мягкий желтоватый свет.

— Армянский коньяк. Хорошая вещь. Хотя я пью только в особых случаях, таких, как сегодня, держу две-три бутылки про запас. Лёгкое питье, самое то для приведения мыслей в порядок.

Он поднял бокал:

— За скорое знакомство, безликий гость!

— За то, чему предопределено случиться.

Отставив бокал и ощущая на языке лёгкий привкус фруктов и каких-то специй, Фланахэн продолжил раздеваться. Уже забираясь на стол, лакированная поверхность которого ощутимо холодила кожу, Крейван спросил:

— Ты уверен, что хочешь смотреть? Зрелище-то не из приятных. Я, например, ни разу в жизни не видел, как это происходит. Некоторые безликие разобращаются перед зеркалом, немногие наблюдают за тем, как это делают другие. И то, и другое у нас считается извращением.

— Плевать, я не боюсь прослыть извращенцем у безликих. К тому же, не забывай — я же простолюдин, так? А значит, ваши нравственные правила на меня не распространяются. Такова природа моей простолюдинской натуры.

— Тогда пеняй на себя. — Крейван уже лежал, успокаиваясь и расслабляя один мускул за другим.

***

Десятью или пятнадцатью минутами позднее, Бреннан помог Крейвану спуститься со стола и набросил на содрогающиеся от холода и усталости плечи толстое одеяло. Лицо Старшего партнера, хотя и было необычайно бледным, в глазах светились не испуг и брезгливость, но удивление и что-то похожее на помесь уважения и зависти. По дороге в гостевую комнату, Фланахэн пытался говорить что-то хриплым и слабым голосом, но Бреннан попытку эту жёстко пресёк:

— Если надо — здесь душ. Вот туалет. Насчёт остального, я уже сказал: не беспокойся. А разговоры будут потом. Отдыхай, Крейван Фланахэн.

12/22/2013

Интересно, существует ли настоящая свобода? Мне иногда кажется, свобода — это понятие, внедрённое мыслителями разных эпох в умы простолюдинов, дабы последним было за что держаться во тьме повседневности. На Земле словом "свобода" принято разбрасываться, даже не отдавая себе отчёт в сказанном. Свобода вероисповедания. Свобода слова. Демократические свободы. Свобода половой идентификации. Свобода быть свободным. Свобода-свобода-свобода. Самые отвратительные деяния здесь оправдываются той или иной свободой. Тысячи людей умирают за свободу или во имя её. Миллионы пожинают плоды борьбы за свободу, погрязнув в нищете, умирая от голода, ограбленные и выброшенные на улицы. Революции, религиозные войны, репрессии и силовое принуждение к миру — всё должно приноситься на твердокаменный алтарь иллюзорной свободы. Воистину свободен может быть только мёртвый. Не знаю, высказывал ли кто такое мнение, наверняка да — в этом мире так много умных людей, выдающих на-гора сотни красивых изречений. До вчерашнего утра я считал утверждение это вполне соответствующим истине. Но тогда я проснулся, чувствуя себя абсолютно свободным. Свободным от обузы, носимой вот уже более трех недель, почти с самого своего появления под солнцем здешнего мира.