– Отозвать!.. Чтоб первым рейсом в Москву.
– И, впадая в раж, становясь неизвестно зачем в позу, выкрикнул.
– Достаточно?

– Вполне!
– Уверил Седой. На конфликт не пошел. Попрощался. Прошел мимо Марь Палны. Остановился.
– Давно не баловали, Марь Пална? Никак, роман в разгаре? Рад, что невольно приложил руку к вашему счастью номер... ну, ну молчу. Однако, дружба дружбой, а служба... вздохнул.

Марь Пална поднялась, строгая, вовсе не склонная к игривости:

– Я скоро явлюсь к вам с важным сообщением...

– Может дело не терпит отлагательств? Тогда сейчас...

– Терпит.
– Марь Пална увидела, как за спиной Седого открылась дверь и выплыл разъяренный лик Мастодонта.

Седой, почуяв опасность, обернулся, шутовски замахал руками, по-бабьи всполошился:

– Ухожу, ухожу!..
– Исчез мгновенно.

Мастодонт в сердцах шваркнул дверью.

Холин сидел в кресле перед предправления: каялся, молил, клял судьбу, обещал, признавался, уверял и... снова каялся, давно свои, не покаешься... в усладу начальству, не согрешишь... на пользу себе.

– После гибели жены...
– Холин уловил недовольство Мастодонта, примолк, будто захлебнулся.

– Ты сколько там просидел? Пять лет.
– Сам себе ответил Мастодонт, и у нас тут никакой головной боли. Разве что Чугунова вы с Пашкой...

– Что?
– Встрепенулся Холин.

– Что! Что!
– передразнил Мастодонт.
– Приняли, видать, хреново, если он врезал. Человек, между прочим, крепкий. Ну да это дело прошлое. Ты хоть бестия продувная, но управляем... опять же комитет за тебя горой... только вчера принимал ходатая. Чем ты им там угодил? Стучишь охотно? Так все не зевают. Эка невидаль!

– Что вы...
– пытался изобразить недоумение Холин.
– Что вы...

– Будет целку-невидимку ломать. Стар я, давно живу... вашего брата насквозь вижу, до шестого знака после запятой могу сказать, сколько украл у государства и на каких счетах упрятал.
– Выдохнул.
– Только я-то в обвинители не гожусь, сам шестерил, отмывал, перебрасывал со счета на счет, прятал концы... распылял денежки партфунков на тысячи и тысячи различных счетов, пойди найди... Ты-то понимаешь... Сколько раз стремительно росли масштабы операций, а значит, и накачка депозитов прикрытие для наспех состряпанной отчетности... Есть в нашем великом и могучем подходящее определение... Фуфло! Лучше не скажешь...

Холин вздохнул. Мастодонт разжевал валидол и... закурил, перехватил взгляд Холина, объяснил:

– Ухожу я... все... отставка... сил нет...
– и начал сползать в кресле.

Реброва встречали в аэропорту, дали пройти паспортный контроль, помучали отстоем в очереди к таможеникам, а могли бы взять у трапа... не спешили, куда спешить? Наши кругом...

Подошли двое - Мозгляк и еще один с перебитым носом - под руки, как ожидал Ребров, не взяли, зашагали рядом, сообщив:

– Вас ждет машина!

– Я арестован?..

Растерялись, не привыкли к разговорчивым жертвам, не привыкли к вопросам в свой адрес.

– Ну что вы...
– заблестели нос и лоб, зашевелились губы Мозгляка, просто поговорить по душам... вы же наш человек...

– Тогда может я сам доберусь до дома, а завтра поговорим?

– Вас ждет машина, - как заводной долдонил напарник Мозгляка, вытирая украдкой каплю, набухающую под носом.

Ехали долго: противотанковые ежи на въезде в город, ресторан "Союз", Речной вокзал, безобразный грязно-зеленый "Лебедь", развилка, нырок под землю... дальше ушли к "Правде"... Только когда задрожав корпусом, "Волга" въехала на трамвайные пути Красноказарменной, Ребров сообразил:

– Лефортово?

– Вроде того...
– пояснил, смущаясь Мозгляк, а его напарник лихо подхватил каплю с носа и расплылся улыбкой довольства.

– У вас, конечно, есть все... постановления, печати, подписи?
– не утерпел Ребров.

– Не сомневайтесь, - утешил Мозгляк.

Генерал-полковник Лавров навис над столом. О недавних событиях свидетельствовали разве что бледность и синева под глазами.

Вошел адьютант, шепнул на ухо генералу... исчез, через минуту, распахнув двери, пропустил в генеральский кабинет Седого с кофром.

Генерал вскочил, бросился навстречу гостю... расселись, Седой опустил кофр на ковер.

Генерал приоткрыл заветную дверцу, кивнул на бутылочки марочного коньяка, вопрос застыл в глазах...

– Не откажусь...
– Седой зябко повел плечами. Генерал разлил по рюмкам, выпили, Лавров определенно не находил путей к разговору, смущался, желая нащупать нить беседы, единственно приводящую к необходимому результату - полному примирению.

Седой не облегчал участь генерала, сидел, молчал, вертел в руках рюмку.