Королю нужно было понять. Что надеялся найти в усыпальнице, и сам пока не знал. Просто увидеться с теми, кто был его семьей. Может быть, найти ответы.

***

Он еще не бывал тут ночью. В древней усыпальнице никто обычно не появлялся ночью. Живому человеку жутко приходить к мертвым в тот час, когда тени факелов падают на их окаменевшие лица, и не различить, кто жив, а кто мертв по-настоящему.

Король вошел туда один, его сопровождал только священник. Факел дрожал в руке человека в белой сутане. Хоть ритуалы мертвых и были его обязанностью, ему сейчас было по-человечески страшно. Рихарт понимал его состояние, но за свою жизнь успел усвоить, что по-настоящему надо бояться вовсе не мертвых. Куда страшнее живые.

Длинный ряд окаменевших фигур, уходящий в темноту. Древние короли стояли на постаментах, наследные принцы лежали на каменных ложах. Холодные и серьезные, застывшие как камень. Вот Джонах, молодой и прекрасный, сейчас его лицо выглядело спокойным и даже... счастливым? Может быть. Ведь Рихарт видел своими глазами его призрачную тень на могиле Линевры.

Странно это, обрести счастье уже в посмертии, но королю трудно было судить. Невозможно судить о том, чего не знаешь. Как живут мертвые, живут ли они вообще? Куда уходят души, почему иные возвращаются, становясь тенями, призраками? Невозможно понять. Он и не пытался, на все воля Божья.

С живыми бы разобраться.

Вот старший брат Гордиан, муж Линевры. Суров и строг, замкнут, мрачен. Рихарт всматривался в черты брата и... что это, сожаление, вина? В какой-то момент ему почудилось сходство, он даже не смог уловить мысль, она мелькнула и исчезла. Смятение охватило его. И ощущение, будто брат что-то хотел сказать. Но мгновенное наваждение исчезло, мертвый Гордиан снова был замкнут в своей строгой каменной неподвижности.

Вспомнилось рассказанная огненной ведьмой Мирославой трагическая этой тайной истории любви, и Рихарт невольно оглянулся на Джонаха, осознав вдруг, что непременно должен увидеть могилу Линевры.

Но прежде ему нужно было взглянуть на отца, которого он не видел, с того самого дня, как стал герцогом Гентским.

Его величество Угарт. Отец. Каменный, монолитный, презрительный даже сейчас, когда давно нет жизни в его чертах.

– Отойдите, - приказал Рихарт священнику, ему нужно было побыть наедине с отцом.

Тот отошел в сторону с видимым облегчением, священника напрягала вся эта ситуация и непонятная обстановка. Не каждый день живые короли приходят задавать вопросы мертвым.

Рихарт подошел ближе, всматривался в лицо отца. Те же черты, неоспоримое сходство.

– Скажи мне, отец, зачем ты это сделал? Зачем лишил собственного сына имени и лица? Зачем сотворил из него монстра?

Он так и слышал презрительное и циничное:

– Не суйся не в свое дело, мальчишка. Не тебе меня судить!

– Нет, - ответил мысленно.
– Это мое дело. И судить именно мне. Мне. Судить тебя.

Мертвец, казалось, застыл в своем цинизме и презрении, но его непроницаемое молчание всего лишь прикрывало бессилие и неспособность признать собственную неправоту. Взглянув еще раз на прощание, Рихарт вдруг отчетливо заметил общую черту, Гордиан и Угарт были похожи. И он знал, что сам похож и на отца, и на старшего брата. Неожиданно для себя обратился к священнику:

– Скажите, есть ритуал, подтверждающий семейное родство? Отца и сына? Братьев?

– Есть, государь, - промямлил тот.
– Для живых - ритуал выведения крови. Но для мертвых... тем более королей, сир... только меч. Ритуал обретения связи может доказать кровное родство. И право эээ...

– Довольно, я понял. Благодарю.

***

В королевский замок Рихарт приехал уже поздней ночью. Так и не отправленное письмо лежало во внутреннем кармане. Может быть, потому что не хотел доверять слова, идущие из сердца чужим рукам, а может, просто потому что...

«Сорванный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение - дописано, а любимая женщина - счастлива, иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам».* Автора этой иномироной мудрости Рихарт не знал. Но мыслил в тот момент примерно так же, и верил, что начатое ему по силам.

Хотя, конечно, предстоявшее теперь казалось огромной горой песка на его жизненном пути, которую ему, как муравью, придется перетаскивать по песчинке. Но он готов был таскать песчинки, если в конце пути его будет ждать любимая женщина. У которой глаза, как синие звезды, и серебристые волосы. а кожа...

Определенно, он продвигался вперед на стезе поэтического творчества... Научиться бы еще облекать это все в стихи, да так, чтобы выходило не коряво!

Размышления короля прервались.

В воротах ночного замка его встречал Найкл собственной персоной.

Стоял, держа в руке факел, и едва заметно улыбался.

– Сир, - поклонился учтиво.
– Я ждал вас почти четыре часа назад.

Король одарил его убийственным взглядом и молча кивнул на приветствие, наказывая общительного Найкла умышленным игнорированием.