Сердце пропускает удар, чтобы на выдохе врезаться в грудь с такой силой, что заноет сломанное еще в детстве ребро.

— Все окна были заколочены, — голос сипнет, потому что она вдруг обнимает свое лицо его руками и зажмуривается от удовольствия. Он точно знает, чувствует. И сдерживать данное самому себе обещание все труднее. И глаза нещадно жжет. — Я пытался отодрать их…спасти…она так громко кричала…а я…я не мог ее вытащить…не мог помочь…

— Мама? — одними губами.

Тимур качает головой, большими пальцами оглаживая ее скулы. Сходя с ума от ощущения ее мягкой кожи под огрубевшими пальцами.

— Сестра. Ей было всего пять, — улыбается, вспоминая как всегда смешно злилась Юлька: сводила бровки, упирала в бока сжатые кулачки и перла на него маленьким танком. Тимур хватал ее в охапку и щекотал. Она брыкалась, пищала, а Тимур хохотал до слез. Пока не прибегала мама и не разнимала их.

От мысли об этом колет пальцы. Он отрывает ладони от лица Русалки, с остервенением чешет изуродованные шрамами ладони. Перед глазами вдруг плывет и вспыхивает пламя. А Тимур все трет руки, как будто огонь настоящий.

— Тим… — она снова перехватывает его запястья. — Я здесь, Тим, здесь. Слышишь, меня? Это я, твоя Русалка.

Он слышит, но огонь…он ревет и сжирает плоть. Вдох и вот его языки лижут светлую кожу…такую нежную, мягкую. Ее кожу.

— Тим…

А он следит за пламенем и понимает, что снова проиграл. Ему не спасти ее. Не спасти…Губы опаляет горячее дыхание и вкус ягод вышибает в реальность. К Стасе, осторожно целующей его. Он вздыхает и упирается затылком в стену, хотя, видит Бог, оторваться от ее вкусных губ стоит ему последних сил.

— Ты вернулся, — кивает она с облегчением.

— Прости, — его ладони снова обнимают ее растревоженное лицо, — я снова тебя напугал.

— Ничего страшного, Тим, — улыбается с хитринкой. И Тимуру нравится эта ее улыбка. Живая, искренняя. Он бы любовался ею вечность. — Я же твоя жена, верно?

— Верно, — кивает, не понимая, к чему она клонит.

— Тогда между нами не должно быть секретов, — а вот тут она напрягается и Тимур вместе с ней. — И тебе придется с этим мириться, потому что я не дам тебе развод, Тимур Крутов, ни за что.

Если утром у Тимура еще оставались сомнения, то сейчас знает точно – он окончательно и бесповоротно влюблен в собственную жену.

Я знаю совершенно точно, что дело не в алкоголе. Да и не так много я выпила – помню наставления Туманова о вреде пьянства моему сердцу. С последним вообще какая-то фигня, которую окрестили гиперкалиемией и которая непонятно откуда взялась. Туманов лишь развел руками, пускаясь в пространственные объяснения, нашпигованные терминологией, в которой я, конечно же, ничего не понимаю. А он и не трудился растолковать. Лишь сказал, что обнаружили ее вовремя и теперь главное придерживаться его рекомендаций и все будет в порядке.

А я уже коньяком таблетки запиваю. Да уж, такими темпами сердце мое отдаст концы раньше меня. Но не сегодня и точно не от алкоголя. Потому что оно стучит в груди как оголтелое совсем по другой причине. И она меня пугает. Как и рассказ Тимура. Да, ему есть за что мстить моему отцу. Если, конечно, все что он рассказал – правда. И хоть я готова ему поверить, какая-то часть меня идет на попятную, анализирует, ищет доказательства. И я знаю одно: здесь я их не найду. Но и возвращаться в дом Тимура – не собираюсь. Или…

— Я же твоя жена, верно? — слова рвутся с языка прежде, чем я успеваю сообразить, зачем это говорю. Но слово, как известно, не воробей. И приходится играть до конца.

— Верно, — и в его черном взгляде искрой вспыхивает настороженность.

— Тогда между нами не должно быть секретов, — выравниваю спину, переступаю ногами. Вдруг становится страшно до трясучки, но отступать больше некуда. Не сейчас, когда с каждым днем он становится все ближе. Ведь становится же? Сомнение грызет изнутри, как слизкий червь, но я все-таки договариваю. — И тебе придется с этим мириться, потому что я не дам тебе развод, Тимур Крутов, ни за что.

И на долю секунды сама верю такому опрометчивому обещанию. А Тимур…смотрит долго, прищурившись, а потом рывком прижимает к себе. Так сильно, что я ударяюсь о его мощную грудь и тихо всхлипываю. Его ловкие пальцы вытягивают из моих волос кисточку, зарываются в рассыпавшиеся волосы, сгребают их в кулак. Тимур тяжело дышит и каждый его выдох такой болезненный, что я кожей ощущаю, как вибрирует его тело глубоко под кожей.

— Тим… — зову тихо куда-то в плечо. Он не отзывается, просто сидит и держит крепко, как самый ценный трофей.