Харрисон снова рассмеялся, сухо, словно ломали пенополистирол.

— Да уж, чего ещё?

— На самом деле есть кое-что. Я бы хотела сходить и попрощаться с Майей. Если отправлюсь сейчас, то за час смогу вернуться. А потом позвоню Гуннарду.

Харрисон не смог удержаться и выгнул бровь.

— Гуннарду?

— Да, парню из магазина.

— Я знаю, кто такой Гуннард, — заметил он, и создалось впечатление, что его голос сделан из стали.

— Он был очень добр, дал мне свой номер, который, кто знает, почему запомнила.

— И почему это.

— Я подумала, если попрошу, возможно он придёт встретить меня на другом берегу реки? Так что ни тебе, ни Майе не придётся беспокоиться.

— Конечно, зачем отказываться от удовольствия встречи с дорогим Гуннардом? — воскликнул Дьюк тяжёлым саркастическим тоном. — И почему он был таким любезным?

— Потому что, кажется, я девушка его типа, — на этот раз пожимая плечами рассмеялась Леонора. — Если бы знала, что в Вайоминге наверстаю горячий трах и повстречаю любезного жениха, я бы отправилась в путешествие гораздо раньше!

Мысль о том, что Лео даже не задумалась соединить слово «любезность» с «горячим трахом», должна была оставить его равнодушным, учитывая реальность. Он вёл себя как угодно, только не любезно. Вместо этого Харрисону захотелось её придушить. Кроме того, при чём тут Гуннард? Откуда он взялся? И почему его, чёрт возьми, раздражало, как Леонора произносила имя парня и её веселье.

— Ты меня проводишь?

— Разве ты не собиралась позвонить Гуннарду?

— Имею в виду к Майе.

— Я должен работать. Иди одна.

Харрисон вернулся в дом с дьяволом в каждом волосе, а волос у него хватало. Он был чертовски зол и ощущал глубокую рану в своей гордости. Это он должен был отшить её и дать понять, что между ними кроме секса не произошло ничего важного! А вместо этого, она избавилась от него с улыбкой, да ещё как идиотка рассуждала о другом мужчине.

Лучше бы приступить к работе, или он что-нибудь сломает: всё в пределах досягаемости его кулаков и ног. Как сильно он ненавидел эту сучку!

Он начал возиться в хлеву и когда увидел удаляющуюся Леонору, только с сумкой через плечо, сердито пожелал ей оказаться в животе у медведя.

ГЛАВА 10

Леонора

— Значит, решила уйти? — спрашивает меня Майя.

— Ты это говоришь так, как будто я сделала выбор, не рассмотрев другие варианты, — пробормотала я.

— Вот только... Ты не кажешься счастливой. Возвращаешься в змеиное логово, где не умеют любить.

— Имеешь в виду Нью-Йорк?

— Все большие города в этом мире — это места для бесчеловечных существ. Тот, кто хрупок или по-своему отличается, оказывается растоптанным и изгнанным. Посмотри на Харрисона: пока он оставался на гребне волны, его носили на руках, но едва успех исчез, все его бросили. Когда он приехал сюда, то был призраком. Теперь Дьюк возродился, и о нём можно сказать всё, кроме того, что он мужчина беспомощный. Беззащитной была моя Люси, это видно даже по фото. Она страдала редкой патологией, которая нарушила её умственное развитие; и диагноз поставили, когда она уже училась в начальной школе. Её преследовали хулиганы, а в школе ничего не делали для защиты. Девочку можно было спасти, разреши они мне оставить её дома. Однажды её чуть не изнасиловали. Люси была такой наивной и доброй — доверяла всем. Ей было пятнадцать лет, и никакого подозрения о том, насколько мир гнилой. Тогда я решила предложить ей мир более честный. Да, природа может нести опасность, и животные не лишены жестокости, но они не нападают без причины. Не так, как люди. По крайней мере, тут я могла объяснить дочери законы природы, и она могла научиться вести себя. Перед непредсказуемой людской злобой у неё защиты не было. — От воспоминаний у Майи срывается голос. Однако она не плачет, словно уже израсходовала все слезы положенные в жизни.

— Как она умерла? — осмеливаюсь спросить я.

— Люси страдала дегенеративным заболеванием и, по словам врачей, могла дожить лишь до подросткового возраста. Но в итоге, дочь оставила меня в двадцать один год, любуясь видом цветущего дерева с Титаном рядом, который облизывал её руку.

Сильная печаль сжала моё горло и стало казаться, что я с трудом, не так как раньше, вдыхаю воздух. Но Майя так и не расплакалась.

— И посмотри на себя: большой город раздавил твоих родителей, которые в свою очередь пытались раздавить тебя. Мать, которая презирает дочь, лишая её уверенности в себе, — чудовищный плод чудовищного общества. Ещё две недели тому назад ты была такой бледной, напуганной и одновременно полной гнева. Теперь ты спокойнее, не потому, будто забыла о плохом, а словно у тебя получается лучше с этим справляться. Ты не должна уезжать, Леонора. Или, по крайней мере, не сейчас.

— А я напротив, уйду сейчас.

— Несмотря на то, что любишь его?

Понимаю, я должна опровергнуть заблуждения Майи и сказать: это всего лишь романтическая интерпретация одинокой женщины, преждевременно лишившейся самой большой любви в жизни. Но Майя кажется мне какой угодно, но только не романтичной и в конце концов — она права.

— Даже если его люблю, — заявляю я.

— Между вами что-то произошло, правда? — Я киваю и со своей обычной быстротой краснею. — О, я не имею в виду «это». Если абстрагироваться от этого, в любом случае случилось что-то здесь. — И Майя дотрагивается до груди, в области сердца.

— Во мне да, — снова признаюсь я.

— И в Харрисоне тоже. Только он не осознает и, если даже у него начнет возникать подозрение, что он что-то к тебе чувствует, испугается этого. — Майя недолго помолчала, затем вышла в небольшую комнату, служащую кладовкой. И вернулась с большой коробкой. — Приехав сюда шесть лет назад, он был алкоголиком и практически мёртв. Поначалу, когда я приближалась к его хижине, Дьюк пытался меня застрелить. Потом мы подружились, и однажды он попросил меня это сохранить с условием: не открывать. Боюсь, я не сдержала своего обещания. Ему было так плохо, и я хотела помочь, не желала, чтобы умер кто-то ещё. Так я узнала, кто он на самом деле. Пару раз я ездила в Рок-Спрингс, раздобыла несколько его книг и поняла: судьба — это нечто большее, чем то, как оптимист определяет совпадения. — Майя протянула мне коробку, и я осознала, что дрожу. — То, что ты увидишь, причинит тебе боль, — призналась женщина. — Но поможет понять.