– Пишите! "Предложение устроить в Париже по случаю праздника четырнадцатого июля лагерь на двадцать тысяч добровольцев." Даже не дописав фразу до конца, Серван выронил перо.

– Но король никогда на это не согласится!
– воскликнул он.

– Значит, эту меру надо предлагать не королю, а Собранию, и вы будете требовать ее не как министр, а как гражданин. Сервану и Ролану, словно при вспышке молнии, открылись бескрайние горизонты.

– Вы правы, - обрадовался Серван.
– С этим, да еще с декретом против священников, мы прижмем короля!

– Теперь вы понимаете? Священники - это разносчики контрреволюции в семье и в обществе, они добавили в "Верую. следующую фразу: "А кто заплатит налог, будет проклят!" За полгода были убиты пятьдесят присягнувших священников, а их дома разграблены, поля опустошены. Пусть Собрание немедленно издаст декрет против мятежных священников. Заканчивайте ваше предложение, Серван, а Ролан напишет декрет. Серван докончил фразу. А Ролан в это время писал: "В течение месяца должна быть произведена высылка мятежного священника за пределы королевства, если на то последует требование двадцати активных граждан, согласие округа и решение правительства; высылаемый получаст три ливра в день на прогоны до границы." Серван прочитал вслух предложение об организации лагеря на двадцать тысяч волонтеров. Ролан - проект декрета о высылке священников. Но вставал один вопрос. Чистосердечен король или обманывает? Если король действительно привержен Конституции, он оба декрета одобрит. А если обманывает, то наложит вето.

– Я подпишу предложение о лагере просто как гражданин, - сказал Серван.

– А Верньо предложит декрет о священниках, - в один голос произнесли муж и жена. На следующий день Серван передал свое требование Собранию. Верньо положил декрет в карман и пообещал извлечь его оттуда, когда придет время. Вечером того дня, когда предложение было отослано в Законодательное собрание, Серван, как обычно, пришел на совет министров. О его демарше уже стало известно, Ролан и Клавьер поддержали его против Дюмурье, Лакоста и Дюрантона.

– Входите, сударь, - воскликнул Дюмурье, - и дайте отчет о вашем поступке!

– Прошу прощения, а кому?
– осведомился Серван.

– Как - кому? Королю, нации, мне! Серван улыбнулся.

– Сударь, вы совершили сегодня серьезный демарш, - заметил Дюмурье.

– Да, сударь, знаю. Крайне серьезный, - подтвердил Серван.

– Вы получили приказ короля действовать таким образом?

– Признаюсь, сударь, нет.

– Тогда почему вы так поступили?

– Потому что это мое право как частного лица и гражданина.

– Значит, вы представили это поджигательское предложение в качестве частного лица и гражданина?

– Именно.

– Тогда почему вы подписались не только фамилией, но и прибавили .военный министр.?

– Потому что я хотел показать Собранию, что готов как министр поддержать то, чего требую как гражданин.

– Сударь, - объявил Дюмурье, - ваши действия обличают в вас и дурного гражданина, и дурного министра.

– Позвольте мне, сударь, - возразил Серван, - самому судить о вещах, которые касаются моей совести. Если бы мне понадобился судья в столь деликатном вопросе, я постарался бы, чтобы его звали не Дюмурье. Дюмурье побледнел и сделал шаг навстречу Сервану. Серван положил руку на эфес шпаги. Дюмурье повторил его движение. Тут вошел король. Он еще не знал о предложении Сервана. Министры умолчали о нем. Назавтра декрет о сборе двадцати тысяч федератов в Париже обсуждался в Законодательном собрании. Король был ошеломлен этой новостью. Он вызвал Дюмурье.

– Сударь, вы верный слуга, - сказал Людовик XVI, - и мне известно, как вы защищали интересы королевской власти от этого негодяя Сервана.

– Благодарю, ваше величество, - ответил Дюмурье и после некоторой паузы осведомился: - А вашему величеству известно, что декрет прошел в Собрании?

– Нет, - сказал король, - да это и неважно. В нынешних обстоятельствах я решил воспользоваться своим правом вето. Дюмурье покачал головой.

– У вас иное мнение, сударь?

– Государь, - отвечал Дюмурье, - при отсутствии каких бы то ни было сил для оказания сопротивления, при том, что вы являетесь предметом подозрений большей части нации, ожесточенных нападок якобинцев, при весьма обдуманной политике республиканской партии подобное решение вашего величества означало бы объявление войны.

– Ну что ж, война так война!
– бросил король.
– Я объявил войну своим друзьям, почему я не могу объявить ее своим врагам?

– Государь, в той войне у нас десять шансов из десяти на победу, а в этой все десять на поражение.

– Но разве вы не знаете, с какой целью затребованы эти двадцать тысяч человек?

– Государь, дайте мне пять минут, и я докажу, что не только знаю, какова цель этого предложения, но и предугадываю, к чему оно приведет.

– Говорите, сударь, я слушаю. Опершись рукой на подлокотник кресла и подперев подбородок ладонью, Людовик XVI приготовился слушать своего министра.

– Государь, - начал Дюмурье, - те, кто потребовал этого декрета, являются врагами не только короля, но и отечества.

– Вот видите, вы сами это признаете!
– прервал его король.

– Скажу больше: осуществление этого декрета приведет к огромным несчастьям.

– Ну так...

– Позвольте, государь...

– Да, да, продолжайте.

– Военный министр совершил преступление, потребовав собрать двадцать тысяч человек рядом с Парижем, в то время как армии наши слабы, границы оголены, казна пуста.