Дюма Александр
Шрифт:
– Останьтесь! Останьтесь! Король должен дать санкцию. Нельзя расходиться, пока санкция не будет получена, иначе придется собираться снова. Толпа сочла, что эти люди совершенно правы, но в то же время задумалась, а долго ли еще придется дожидаться пресловутой санкции. Все хотели есть, всех томил голод. Правда, цены на хлеб упали, но - хочешь больше язаработать, больше работай; как бы ни был дешев хлеб, задаром его не дают. Все эти люди, рабочие со своими женами, матери с детьми, встали в пять утра, причем многие легли спать на пустой желудок, и приняли они участие в этом шествии со смутной надеждой, что вот король санкционирует декрет и все будет хорошо. Но, похоже, король не испытывал ни малейшего намерения санкционировать его. А становилось все жарче, и людей начала мучить жажда. От голода, жажды и жары собаки бесятся. Однако несчастный народ сохранял спокойствие и ждал. Правда, иные стали трясти ворота. Во двор Тюильри вышел муниципальный советник и обратился с речью к толпе.
– Граждане, - сказал он, - это жилище короля, и, войдя в него с оружием, вы нарушите его неприкосновенность. Король соизволит принять вашу петицию, но только представленную двадцатью депутатами. Между тем депутаты, которых народ ждал уже больше часу, так и не были еще допущены к королю. Вдруг от набережной донеслись громкие крики. Это Сантер и Сент-Юрюж въехали верхом на лошадях, а Теруань - на пушке.
– Что вы тут делаете перед воротами?– закричал Сантер.– Почему не входите?
– Действительно, - удивился народ, - почему мы не входим?
– Но вы же видите: ворота закрыты, - послышались голоса. Теруань соскочила с пушки и объявила:
– Она заряжена. Разнесите ворота ядром. Пушку развернули к воротам.
– Подождите! Подождите!– закричали двое муниципальных советников, - Не надо насилия! Сейчас вам откроют. Они навалились на поворотный засов, запирающий ворота, засов поднялся, и ворота распахнулись. Народ устремился в них. Представьте себе толпу и вообразите, что это был за чудовищный поток. И вот толпа ворвалась; она увлекла с собой пушку, и та катилась в толпе, пересекла вместе с нею двор, поднялась по ступенькам и вместе с нею оказалась на верху лестницы. А там стояли муниципальные советники, перепоясанные шарфами.
– Что вы собираетесь делать с этой пушкой?– закричали они.– Пушка в покоях короля! Уж не думаете ли вы, что с помощью насилия вам удастся чего-нибудь добиться? Народ и сам изрядно удивился, как эта пушка тут очутилась. Ее повернули и хотели спустить вниз. Она застряла осью в дверях, и пушечное жерло оказалось обращенным на толпу.
– Вот так так! Артиллерия даже в королевских покоях!– закричали новоприбывшие, не знавшие, откуда здесь пушка, не распознавшие, что это пушка Теруань, и решившие, что ее нацелили на них. По приказу Муше два человека стали рубить топорами дверной наличник и, освободив пушку, выкатили ее из вестибюля. Но, услыхав удары топора, многие решили, что это высаживают двери во дворце. Около двухсот дворян прибежали во дворец, нет, не в надежде защитить его, просто они сочли, что покушаются на жизнь короля, и хотели умереть вместе с ним. Среди них были старый маршал де Муши, бывший командир распущенной конституционной гвардии г-н д'Эрвильи, командир батальона национальной гвардии предместья Сен-Марсо Аклок, три гренадера из батальона предместья Сен-Мартен, единственные оставшиеся на посту , гг. Лекронье, Бридо, а также явился человек в черном, который уже однажды прикрыл своей грудью короля от пули убийц; человек, чьи советы неизменно отвергались, но в день, когда нависла опасность, которую он тщетно старался предотвратить, этот человек пришел, чтобы стать последней преградой между нею и королем. То был Жильбер. Король и королева, поначалу весьма встревоженные шумом, который производила толпа, постепенно стали привыкать к нему. Все августейшее семейство собралось в спальне короля. Вдруг до них донеслись звуки ударов топоров, сопутствуемые взрывами криков, подобными отдаленному ворчанию грозы. И в этот миг в спальню вбежал человек, восклицая:
– Государь, не отходите от меня ни на шаг! Я все беру на себя!
XLVКОРОЛЬ УБЕЖДАЕТСЯ, ЧТО БЫВАЮТ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, КОГДА, НЕ БУДУЧИ ДАЖЕ ЯКОБИНЦЕМ, МОЖНО НАДЕТЬ КРАСНЫЙ КОЛПАК
Король и королева узнали доктора Жильбера. Он появлялся здесь лишь периодически, когда происходили решающие события разыгрывающейся безмерной трагедии.
– Доктор, это вы! Что происходит?– в один голос спросили Людовик XVI и Мария Антуанетта.
– Во дворце народ, государь, - отвечал Жильбер.– А шум этот означает, что народ требует встречи с вами.
– Государь!– воскликнули разом королева и принцесса Елизавета.– Не покидайте нас!
– Государь, - обратился Жильбер к Людовику XVI, - не соблаговолите ли вы наделить меня на час всей властью, какой обладает капитан на борту судна, попавшего в бурю?
– Согласен, сударь, - ответил король. В этот миг в дверях показался командующий национальной гвардией Аклок, бледный, но полный решимости защищать короля до конца.
– Сударь, вот король, он готов следовать за вами. Обеспечьте безопасность короля, - сказал ему Жильбер и повернулся к Людовику XVI: - Идите, государь, идите!
– Я хочу быть вместе с моим мужем!– воскликнула Мария Антуанетта.
– А я с моим братом!– подхватила Елизавета.
– Ваше высочество, вы можете пойти вместе с братом, - сказал ей Жильбер и, обернувшись к королеве, попросил: - А вы, государыня, останьтесь здесь.
– Сударь!– возмущенно выдохнула Мария Антуанетта.
– Государь!– вскричал Жильбер.– Во имя неба, умолите королеву прислушаться ко мне, иначе я ни за что не ручаюсь!
– Государыня, слушайтесь советов господина Жильбера и, если потребуется, подчиняйтесь его приказаниям, - сказал король и спросил Жильбера: - Сударь, вы гарантируете безопасность королевы и дофина?
– Гарантирую, государь, либо умру вместе с ними! Иного ответа не может дать капитан во время шторма. Королева пыталась возражать, но Жильбер раскинул руки, не пропуская ее.
– Государыня, - сказал он ей, - подлинная опасность грозит вам, а не королю. Ведь это вас винят - обоснованно или нет - в упорстве короля, и в вашем присутствии он окажется беззащитным. Исполните же роль громоотвода, отведите, если сможете, молнию.
– Хорошо, сударь, но пусть молния поразит одну меня, а не детей.