Шрифт:
Исчезновение Насти подало повод к подозрению, и у Луши на заезжем дворе толковали об этом факте, когда среди кутящей компании появился Артемий, измученный, забрызганный грязью и усталый от долгого пути. Произошло объяснение, окончившееся дракой, и, как слышно, оскорбитель пришиблен до смерти...
София жестоко испугалась.
– Скорее позови ко мне Артемия, - приказала она.
Марфа возвратилась и сообщила, что Артемий у царя.
"Боже мой, - со страхом думала София, - что теперь будет! Артемий может сказать Ивану Васильевичу что-нибудь опасное для меня... После смерти царевича Елена опять вошла в силу... Жалеет ее очень царь... Дмитрия ласкает больше, чем сына... О, Господи, Господи, что же это!.. И зачем Ида сделала такое дело... Не принесет нам счастья чужое горе... Не красен человек слезами ближнего... Но как же мог Артемий увезти Настю? Нет, тут что-то ужасное есть... непонятное..."
В ожидании прихода Артемия молодая женщина переживала мучительное состояние. Она боялась заглянуть в будущее и трепетала, вспоминая прошедшее.
Наконец явился Артемий.
Молодой человек успел возмужать, и красивое лицо его стало еще более выразительным. В глазах Артемия, в манерах и голосе замечалась энергия и нравственная сила.
Гордая и властная София ощущала смущение под взглядом Артемия. Она угадывала, что молодой человек стал участником ее тайны, и не знала, кого видит она перед собою: врага или союзника.
– Благополучно ли съездил, Артемий?
– спросила София.
– Съездил благополучно, государыня, и царское дело хорошо справил, а вот назад приехал не на радость.
– Слышала я, сказывают... Подрался на пиру?..
– Изволила слышать, государыня? И из-за чего драка началась, ведаешь?
– с изумлением произнес Артемий.
– Нет, об этом не знаю... Расскажи. Попрошу для тебя государевой милости. Или ты к Елене Стефановне с челобитной пойдешь?
– с легкой насмешкой заключила София.
Артемий вспыхнул.
– Для царя Ивана Васильевича и для тебя, государыня, был я всегда верным слугой. Крест целовал и кресту измены не сделаю. Только позволь, государыня, правдивое слово молвить. На правду да на честь я присягу принимал, а злое дело покрывать не стану...
– Царь не заставит служить неправому делу!
– Ведаю, государыня, верно говорить изволишь, а только под царскую руку псари себе волю дают... Изволишь ли ведать, что с Настей сделали?
– С Настей? Нет, не слыхала...
Артемий начал рассказывать, кипя негодованием:
– Кому помешала горе-горькая девица, и сказать не могу, а зла много ей причинили. В ту ночь, как царевичу хуже стало, не спалось мне долго. Вышел я на крыльцо, гляжу возок стоит за углом. Кто бы то был, думаю, да так и оставил, не спросил... Потом заснул я, крепко заснул и слышу крик женский. Хотел выбежать, смотрю дверь приперта: так и остался. Утром зовет меня царь и посылает с поручением. Я уехал. По дороге, может, изволишь знать, возле разрушенного татарвою монастыря, землянка есть. Вечерело уже. Дождь пошел, и ветер свищет и воет. Погнал я коня. Вдруг стон и плач женский. Словно надрывается кто, словно захлебнуться слезами хочет. Остановился я, слез, пошел к землянке. Каменьями завалена. Голос оттуда слышу... Место глухое. Людей - ни души, только лес шумит да ветер воет. Жутко стало мне. Перекрестился и вошел. На соломе, без куска хлеба... Настя...
– Ты ее спас, Артемий! О, слава Богу! Слава Богу!
Искреннее восклицание Софии вызвало слезы умиления на глазах Артемия. Давящий страх и подозрение, преследовавшие его, исчезли мгновенно.
– Спас, государыня... Завернул я ее в платок, положил на седло и увез... В надежное место увез...
– Что же она?.. Говорила... Кто ее... погубить хотел?
Артемий отрицательно покачал головой.
София побледнела. Ей показалось, не хочет он передать ей, что говорила Настя.
– Кто же ее... кто?.. Знает она?
– Испортили Настю, - печально вымолвил Артемий.
– Она не в своем уме... Болтает всякую пустяковину...
– Но что же, что именно болтает она?
Львов горько усмехнулся.
– Говорит, что она теперь на небе, с ангелами... Что умерла она... Царевича поминает... Несуразное толкует, бедная...
София несколько успокоилась.
– Где же она теперь?
Артемий оглянулся и, как бы боясь быть услышанным чужими, прошептал:
– У старицы Леонтии. Там ее поберегут, пожалеют...
– Рассказывал ты все это царю или нет?
– Никому не говорил, кроме твоей милости, государыня, и не скажу...
София Фоминишна прошлась по комнате, нахмурив брови. Артемий следил за ней, стараясь понять, хорошо или дурно поступил он, так как понимание своей правоты и сомнение боролись в нем.
Государыня сняла с шеи лаловое ожерелье и, подавая его Артемию, сказала:
– На тебе... подари своей невесте... Ты хорошо сделал, Артемий... Спасибо тебе. Молчи о том, что знаешь... Не себя я жалею, видит Бог... Виноват тут один человек, и не злобою, не ненавистью виноват... А такое дело вышло...