Мама сердилась. Это было просто и понятно. В последнее время она сердилась довольно часто, но, к счастью, недолго. "Трудные времена," — объясняла мама, а потом всегда добавляла: "Прорвемся, Анютины Глазки." Увы, на сей раз провинились не "Трудные времена", не "Проклятые деньги" и не "Это козел, чтоб его!" И совершенно точно не Аня, но мама все равно была очень зла на нее.

Почему?.. Непонятно.

— Марш в свой угол, глупая Нюрка! — крикнула она и встала на табурет: достать что-то с верхней полки.

Аня слезла с диванчика.

— Не люблю тебя! — шепотом заявила она из коридора, грохнув дверью, на сколько хватило сил. Как взрослая. Тетя Лера время от времени делала именно так. После этого Аня наконец от души разревелась.

Если очень, ну просто очень-очень громко выводить "А-а-а!!!", широко открывая рот и пуская носом пузыри, трудно услышать что-то кроме своих рыданий. Она и не слышала. Со многими так бывает.

Каждый день множество людей попадает под машины. Тысячи людей сваливаются с шатких табуреток и разбивают голову. В кого-то даже ударяет молния. Это несколько экзотичнее, чем упасть с табурета, но финал все равно плачевный.

Аня плакала долго и самозабвенно. Потом пришла тетушка. Она была бледная и какая-то потерянная. От ее испуганного вида Ане тоже стало не по себе. Очень захотелось к маме, и пусть она ругается, сколько захочет.

Увидеть ее не удалось. Ни в тот день, ни во все остальные.

— Тетя Лера, когда вернется мама?

— Ох, Анечка, родная моя… Мама, она…

— Тетя Лера, почему ты плачешь?

Странное, очень странное дело, но слез больше не было. Ни тогда, ни во все последующие годы жизни. Как будто что-то отключилось или даже сломалось в ней.

— Это мое наказание? — спросила она за секунду до пробуждения. — Мне сказали: сердечный приступ. А на самом деле была виновата я.

И голос, который она не слышала уже много лет, ответил:

— Ты ни в чем не виновата, Анютины Глазки.

Лихо стоял у стола и задумчиво барабанил пальцами. Размышления кончились энергичным кивком. Он резким движением оттолкнул все, что было перед ним, к самому краю, освободив поверхность. Бронзовый Наполеон возмущенно звякнул, упав лицом в пепельницу. Бумаги разлетелись по комнате. Лихо этого не заметил. Из верхнего ящика стола он достал нож: не зловещий, не ритуальный — самый обычный тесак для мяса.

Попробовал пальцем лезвие. Задумчиво взвесил тесак в руке, что-то прикидывая.

— Ты чего это удумал, Лишенько? — строго спросила Яга, войдя в кабинет без стука.

— Пользуясь случаем, хотел бы поблагодарить вас, — отозвался Лихо, продолжая разглядывать нож. — Ваши новые заклинания — хоть и результат безобразной ошибки, но, тем не менее — нечто! Особенно, если слегка подправить. Сова — для зрения, земноводное — для конечностей, — он вскинул глаз на собеседницу и широко улыбнулся. — Вы ведь в курсе, что я не могу нанести физический вред Верлиоке? Жалкий младший братец для этого слишком слаб. Остановить, изолировать — да, но только на время. Обезвредить навсегда… увы. Но теперь я смогу нанести вред себе — так, что пострадает она. Равновесие! Поистине, великая вещь!

Яга промолчала, настороженно глядя на собеседника.

— Люди. Такие хрупкие, так мало живут, но при этом — решительны до безрассудства, готовы на жертвы ради тех, кто им дорог, — теперь Лихо разговаривал сам с собой, словно не замечая, что в комнате есть кто-то еще. — Надеюсь, получится. Сколько можно убегать… — он отложил нож и пошарил в куче вещей на столе. Отыскал черный маркер, прижал к столешнице левую руку и аккуратно нарисовал на кисти пунктирную линию.

Яга охнула:

— Если не доверяешь моим заклинаниям, давай хотя бы новокаином обколю, несчастьишко! Я, все-таки, старшая медсестра!

Лихо снова взглянул на Ягу — очень холодно:

— Будьте любезны, оставьте меня.

— Так и будешь всех от себя отталкивать?! Ну, и пес с тобой!

Яга выскочила из кабинета и прошагала к себе на второй этаж. После нескольких минут грохота и проклятий она вышла из комнаты со старым потрепанным рюкзаком за плечами. В руке Яга несла не менее старый фибровый чемодан. Она спустилась в свой кабинет и сгребла в чемодан лошадок.

— И куда ты? — небрежно спросила Мара, заглянув к ней.

— На Кудыкину гору, подальше от вас! — с чемоданом в одной руке и злобным конем-качалкой — в другой Яга направилась ко входной двери. Та — стараниями домового — немедленно перед ней распахнулась и захлопнулась за ее спиной.

— Яга покинула здание! — торжественно возвестила Мара в ответ на недоуменный взгляд Кощея.

— Опять?! Когда она в последний раз уходила — в девяностые?

— Ну, ты что. В восьмидесятые, — Мара счастливо вздохнула. — Даже не верится: полгода тишины и покоя.