Он скользнул взглядом по лицам присутствующих и повысил голос:

— Этот остров и Мбини — континентальная часть Гвинеи — до той поры были разными мирами; их населяли совершенно разные народы. Традиции буби очень отличаются от традиций фангов. — Он повернулся к Кларенс, и она увидела, как его глаза сверкают от ярости. — Тебе только что рассказали, как мы, буби, делаем пальмовое вино. Мы взбираемся на дерево, срезаем цветонос и сцеживаем жидкость в кувшин. А знаешь, как поступают фанги?

Он даже не ждал ответа.

— Они срубают пальму... Да, Кларенс, люди из твоей страны вынудили нас принять свод законов, единый и нерушимый, зная, что он все равно не будет работать, а потом еще жаловались, что мы создаем им проблемы. А что случилось потом? Ты слушала Димаса? Ему еще повезло: он смог укрыться в этом захолустном местечке...

Старики закивали. Кларенс поджала губы, рассерженная как вмешательством Инико, так и его тоном.

Как только речь зашла о политике, всеобщее настроение совершенно изменилось. А хуже всего было то, что Кларенс понимала: у нее не будет другой возможности расспросить Димаса, не возбудив подозрений навязчивым любопытством.

— Ты прав, Инико, — мягко вмешался Габриэль. — Но в тебе говорит сердце, не разум. Прежние времена не вернутся. Прежде мы жили за счет какао, теперь — за счет нефти.

— Да какая разница? — сплюнул Инико. — Они хотят превратить остров в пустыню! Уверен, что тогда хотя бы этого никто не хотел.

Кларенс нахмурилась. Как она могла объяснить, что он ошибается, что нефть может означать прогресс для народа? В ее памяти были еще живы воспоминания детства, когда Пасолобино была бедной деревушкой. Неасфальтированные дороги, электричество и подачу воды часто отключали; провода опутывали все стены; иные дома чуть ли не разваливались, а медицинское обслуживание явно оставляло желать лучшего. Она еще помнила, как забивали свиней, как доили коров, отстреливали дроздов; помнила охоту на серн, чистку стойл, заготовку сена на зиму, грязь на улицах, по которым гоняли скот, и еще более непролазную грязь на дорогах.

Когда ей было десять лет, не так уж давно, любой поднявшийся в горы француз или увидевший фотографии деревни американец мог подумать, что они до сих пор живут в Средневековье. Хотя уже по меньшей мере сорок лет назад Испания сменила курс, превращая такие вот затерянные в горах деревушки вроде Пасолобино в рай для туристов. Точно также и этому крошечному кусочку Африки требуется время, чтобы свести концы с концами.

— Не могу с тобой согласиться, Инико, — сказала она. — Там, где я живу, благодаря снегу жизнь многих людей стала намного лучше...

— Я тебя умоляю! — сердито перебил он. — Ну что ты сравниваешь? Здесь есть деньги, коррумпированное правительство и миллионы людей, живущих в тяжелейших условиях. Полагаю, ты даже не представляешь, что это такое.

Кларенс бросила на него суровый взгляд, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ответить какой-нибудь дерзостью, унизив тем самым перед всеми жителями Уреки. Она не привыкла, чтобы с ней разговаривали в таком тоне, да еще и с пренебрежением оспаривали ее мнение. К счастью, остальные, казалось, не обратили внимания на ее реакцию, поскольку нарастающий ропот говорил о том, что они вовсю обсуждают сказанное до этого.

Инико выдержал ее грозный взгляд, нахмурился и стал что-то искать в рюкзаке, стоявшем рядом.

Кларенс молча выпила содержимое своей плошки. Дьявольская жидкость, казалось, насквозь прожгла желудок, но помогла подавить желание немедленно встать и уйти.

Через несколько минут Димас поднял руку, и все замолчали.

— Я вижу, ты привез какие-то бумаги, Инико, — сказал он. — Есть новости?

— Да, — ответил тот. — Правительство готовит новый закон о земельной собственности. Я привез проект закона, чтобы вы поставили на нем подписи.

— Для чего? — спросил альбинос с очень живым взглядом.

Кларенс с любопытством посмотрела на него. Странно было видеть здесь человека с чертами лица, как у других, но при этом с совершенно белой кожей. Какое невероятное смешение белого и черного, подумалось ей.

— Лес не принадлежит никому, но человек принадлежит лесу, — сказал он. — Нам не нужны бумаги, чтобы знать, что он и так наш.

Несколько человек молча кивнули.

— Ты говоришь как фанг. — Инико поднял вверх палец. — С этой теорией вас побьют камнями сотни семей, имеющих хоть какую-то собственность.

— На протяжении веков все признавали наше право на владение этой землей без всяких бумаг, — сказал Димас. — Слово священно.

— Слово ничего не значит в наши времена, Димас. Сейчас все решает бумага с печатью. Сейчас принят новый закон, отрицающий право частной собственности на землю, а лишь дающий ее в пользование, но, по крайней мере, он включает в себя пункт о семейном наследовании. Говорят, будто никто не сможет отнять у вас земли, которые вы используете для жилья и сельскохозяйственных нужд. Это уже хоть что-то. Если бы мой дед представил планы управления плантацией после того, как уехали испанцы — возможно, ему бы удалось ее сохранить. Испанцы не могли передать ему плантацию в собственность, поскольку сами не имели права собственности на землю, но вполне могли передать ее в аренду, чтобы другие продолжали ею пользоваться. Так вот, я хочу, чтобы ваши дети могли получить право аренды на землю. Чтобы никто не мог эту землю у них отнять.