Какой дурак откажется от такого благословения?

Я спрятался внизу. Это был день для ног, и это означало знакомое напряжение и дискомфорт. Но даже после нескольких часов тренировок я ничего не чувствовал, только оцепеневшую отрешенность.

Я знал, что попал в беду, но вряд ли Пайпер поймет, что меня мучает.

Это отстранение меня не взбесило. Это было ожидаемо, но то, как Лига, «Монархи» и ее собственный отец разговаривали с ней… Она не заслужила их снисходительности, их отвратительных оскорблений.

Ей следовало бы защищаться. Вместо этого эта красивая, упрямая, замечательная женщина пыталась мне помочь. И я ей отказал. Повторно. И все потому что…

Потому что я не мог позволить ей увидеть себя настоящего.

Потому что я слишком боялся потерять ее.

Потому что я был влюблен в нее.

Эта мысль была как удар под дых.

Сейчас не время это осознавать. Четыреста фунтов веса лежали на моих плечах, когда я согнулся в середине приседа. Любовь была единственной силой в мире, способной поставить человека на колени. Паническое падение в середине приседа было бы тем, что сломало бы его колени.

Гири с грохотом упали на скамью, застыв на месте, когда я рухнул на землю. Я вылил воду себе на голову и подождал, пока комната перестанет вращаться.

То, что Пайпер оставила меня, сбило меня с толку.

Я и понятия не имел, что вообще могу кого-то любить. Что бы ни согревало во мне Пайпер, оно было вдохновлено сердцем, которое не билось ни для кого и ни для чего... никогда.

А малышка?

Боже, как же мне не хватало фрикадельки!

В это время дня она обычно передвигалась по детской комнате в стиле ходячих мертвецов. Она прижималась к пластиковой сетке, просовывала пальцы в дырочки и бормотала что-то о своем дне, о своих любимых фигурах и пыталась отсчитать мне десять повторений.

Я мог бы быть несчастным без Пайпер, но я был чертовски одинок без Роуз.

Моя тихая и одинокая жизнь была разбита вдребезги, и я не мог быть счастливее. Мне нравилось то, что я чувствовал к Пайпер. Это тепло. Путаница. Она усмирила зверя и разбудила человека, и доказала, что я могу быть…

Обычным.

Я принял душ и переоделся, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы найти Пайпер.

Но что-то было не так.

Прошло уже несколько недель с тех пор, как она впервые появилась в фойе. Она заглядывала в щель между занавесками и все больше расстраивалась, поскольку тот, с кем она пыталась связаться по телефону, отказывался отвечать. Ее голос дрогнул от кипящей ярости.

– Джаспер, мне все равно, где ты и что делаешь. Перезвони мне сию же минуту.

Ее паника раздавила меня. Она положила трубку, подождала десять секунд и снова набрала номер. Ее руки дрожали так же сильно, как и нижняя губа. Она была на грани слез, и это было похоже на то, как соль сыплется на мои раны.

Я взял ее за руку.

– Что случилось?

Она оттолкнула меня, но прежде чем освободиться, ее пальцы впились в мою рубашку.

– Ничего. Не беспокойся об этом.

Я не дал ей уйти.

– Пайпер.

– Я с этим разберусь.

Да, не очень хорошо.

– Что происходит?

Она проглотила неуверенность в своем голосе, широко раскрыв дикие глаза. Ее рука запуталась в кудряшках, выбившихся из конского хвоста.

– Джаспер еще не вернулся с Роуз.

Я проверил свой телефон.

– Еще нет и семи часов.

– Он должен был привезти ее домой в пять часов.

Тот покалывающий прилив тепла и адреналина вернулся.

Ослепление.

Жажда.

Пайпер снова позвонила Джасперу и стала высматривать в окно воображаемую машину, которая подъедет к дому. Ответа не последовало, и он не перезвонил. Она положила трубку и прижала телефон к подбородку. Она снова повернулась ко мне, ее лицо исказилось от страха.

Блядь. Я должен был помочь. Я должен был что-то сделать. Костяшки моих пальцев хрустнули, а руки сжались в кулаки.

Но злость ничего не исправит. Она нуждалась в утешении. В ком-то, кто поддержит ее. Кто-то должен был заверить ее, что все будет хорошо – что я все сделаю хорошо.

– Он опаздывает на два часа. Он еще не звонил. И даже не написал мне, – Пайпер покачала головой. – Я понятия не имею, где он сейчас с ней. А если что-то случилось?

– Ничего не случилось.

– Она еще так маленькая, и он не понимает, что она всего лишь ребенок, – ее голос стал жестче. – Она могла подавиться своим обедом.

Я не позволял ей волноваться из-за гипотетических предположений.

– Ребенок должен вдохнуть свою пищу. Подавиться – значит пропустить обед, а ты же знаешь, что она этого не сделает.

– А что, если она ранена?

– Я видел, как она лебедем нырнула с дивана и поднялась. Она не пострадала.

Пайпер кивнула, слишком сильно преследуемая паникой.

– Что, если он ее заберет? – прошептала она.

Пять маленьких слов, которые заставят вас обоссаться от ужаса.

Нет. Ни за что. Я не позволю Пайпер страдать от таких мыслей.