Эти осознания обычно заглушались на поле или под гирями. Без этого напряжения я был пойман в ловушку в своей собственной смирительной рубашке испорченных эмоций.

Неужели это было из-за отсутствия игры, которая защищала меня от самого себя?

Без формы и колодок, тренировок и учебников по игре, ударов и подкатов что-то во мне изменилось.

Нет. Что-то сломалось.

Это было похоже на то, как будто в моей голове щелкнул выключатель. Ярость рассеялась, и мой разум отключился в теле. Весь мир стал серым. Впервые в жизни я почувствовал себя совершенно оцепеневшим.

Я еще дышал. Я слишком много спал. Я слишком мало тренировался. Моя голова затуманилась густым, вялым туманом. Я не чувствовал... ничего.

Я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы обезопасить их.

Мне нужно было поесть, но я понятия не имел, что запихну себе в глотку.

Я проковылял через весь дом. Не так уж и больно было переходить из тренажерного зала на кухню. Может быть, потому, что я был без формы? Каждая рана и боль, которые я перенес в течение сезона, обрушились на меня, как будто они никогда не заживали.

Может быть, все это было у меня в голове. Сейчас там ничего не было. Может быть, это и меня мучило. Может быть, не только гнев сводил меня с ума.

По крайней мере, этот кошмар продлится всего четыре недели.

Я встал перед холодильником. Защелка сбоку все еще была занозой в заднице. Я научился шлепать ее пару раз, как правило, выбивая ее, и нож для масла работал как хороший рычаг.

Но рука Пайпер скользнула под мою руку, крутя механический рычаг. Дверь резко распахнулась.

Я уставился на полки. Я не был уверен, как долго это продлится.

– Я могу тебе что-нибудь приготовить, – сказала Пайпер.

Ее голос причинил мне боль. Его тихая мелодия действовала мне на нервы. Я не мог смотреть ей в лицо. Я не мог смотреть на нее.

Я не мог позволить себе чувствовать к ней что-то еще.

Мое горло было хриплым, непривычным.

– Я в полном порядке.

Я схватил пригоршню сыра и мяса, но бутерброд мне был не нужен. Я бы все равно его выбросил.

– Ты не ложился спать прошлой ночью.

Почему она говорит так тихо? Неужели она думала, что сломает меня одним-единственным разговором?

Скорее всего, так и будет.

– Нет, – ответил я.

– А где же ты спал?

– Внизу.

Она внимательно посмотрела на меня. Я не знал, что она ожидала там найти.

– Ты придешь сегодня в постель?

Я уже знал ответ на этот вопрос.

– Нет.

– Но почему?

– Я должен оправдываться?

Возможно, я и оцепенел, но почувствовал холод в этих словах. И Пайпер тоже.

Она кивнула.

– Хорошо. Я отнесу свои вещи обратно в комнату.

– Возможно, это и к лучшему.

– Ты собираешься сказать мне, почему? – спросила она. – Ну что, хватит с тебя меня? Стало слишком реальным?

– Не дави на меня.

Она не была напугана.

– А то что? Ты собираешься разозлиться? Ты будешь дуться? Ты будешь метаться по дому с пеной у рта, как проклятое бешеное животное?

– Может быть, я так и сделаю, – я бросил свой бутерброд в раковину. – Так вот чего ты ждешь? Ты хочешь, чтобы я разозлился? Чтобы кричал? Чтобы потерял контроль?

– Как ты думаешь, Коул, как долго ты сможешь держать его запертым внутри? Ты провел последнюю неделю, живя в этой пассивной, саморазрушительной оболочке. Ты не держишь его в себе. Ты позволяешь ему расти.

– Мы закончили наш разговор.

– Да, – Пайпер пожала плечами. – Потому что, когда это ты делал что-то такое, что могло бы тебе помочь?

Я хлопнул ладонью по стойке. Даже не почувствовал этого.

– Я пытаюсь защитить тебя, красавица!

– И я предложила свою помощь. Я предложила послушать тебя. Я хочу быть рядом с тобой, но это ты мне отказываешь. И знаешь что? – ее голос был напряжен. – У меня и так достаточно дерьма на сегодня. У меня нет сил убеждать тебя, что я на твоей стороне. Просто забудь об этом.

На кухне стало слишком тихо. Я напряженно прислушался.

Тишина.

Я окликнул Пайпер, прежде чем она бросилась прочь.

– А где же малышка?

Ее голос был полон горечи. Она даже не потрудилась обернуться и посмотреть на меня.

– На сегодня она у отца.

Воздух с трудом вырывался из моих легких.

Ее отец.

Это объясняло, почему Пайпер была на взводе. Я не винил ее за это. Отец Роуз был полным придурком. Они жили в особняке уже несколько недель, но это был первый раз, когда он попытался увидеть свою дочь.