– По дороге сюда я много думал, что бы могло объединить окрестные племена и закрепить мир надолго, – сказал, наконец, Рюрик.

– Да? И что же это? – усмехнувшись, спросил Гостомысл.

– Поход на Византию.

Хоть боярин и ожидал чего-нибудь подобного, но последние слова варяга удивили его, и он не нашел, что ответить. Рёрик между тем продолжал:

– Я говорил с дружинниками. Многие из них устали сидеть без дела, а общий поход сплотил бы всех. Лучше воевать против общего врага, чем между собой. Знаю, что дело трудное, но родич мой Бравелен водил русов на Царьград. И вернулись они с богатой добычей и славой.

– Как же, помню. А знаешь ли ты, что Византия не только богатая, но и сильная держава? Каменные стены Царьграда неприступны. Три года готовил Бравлин свой поход, сильное войско собрал, но переплыть море и подойти к стенам Царьграда так и не решился, – возразил Гостомысл.

Долгая привычка к власти и непреклонная сила чувствовалась в его голосе. Уже не давний знакомый отца, а правитель Новгорода говорил с Рюриком.

– Но это не значит, что невозможно, – упрямо стоял на своем Рёрик.

– Быть может, когда-нибудь, но не сейчас. Всему свое время… Одного желания мало, – голос боярина смягчился, но взгляд оставался твердым. – Нам не нужна война с Царьградом. Мне выгодней торговать с Византией, а не разорять ее войной.

Гостомысл как толковый купец не разделял своих интересов с интересами Новгорода и во многом был прав. Рёрик понимал разумные доводы боярина и потому не стал настаивать на своем, но вся душа его восставала против подобной расчетливости. Она не по нутру была гордому сыну викингов. Но все же он понимал: Гостомысл никогда не поддержит его идею – купец не мог в угоду воинам нарушить торговые связи.

Боярин был не согласен с Рюриком, но его удивила широта замыслов и смелость молодого варяга. Они поговорили еще о Византии и христианах, им обоим была чужда их вера в единого Бога, но, в силу возраста и жизненного опыта, Гостомысл терпимее относился к иноверцам, но все же викингу удалось завоевать его симпатию.

Когда они стали прощаться, боярин с улыбкой произнес:

– Замысел твой по-своему хорош, но, видно, стар я для таких затей. Только помни – Новгород силен торговлей, а для торговли нужен мир.

– А долго ли этот мир продлится?

Гостомысл пожал плечами:

– Кто знает? Волхвы знают многое, но и они тебе этого не скажут…

Проводив Рёрика, боярин, сидя у окна, смотрел вдаль.

Разговор с варягом заставил его задуматься о будущем Новгорода и о том, долго ли продлится установленное им хрупкое равновесие. Мысленно Гостомысл старался проникнуть за плотную завесу будущего, как вдруг в тумане неизвестности, как молния, сверкнула мысль, похожая на озарение: «Мир на этой земле будет, пока я жив, а потом… потом наступит твое время, Рюрик».

X.

Рёрик в это время шагал по новой мостовой, еще пахнущей свежей древесиной. Он злился на себя за то, что так глупо и необдуманно взялся за дело. Сила и кипучая энергия молодости клокотала в нем, ища выхода. Он жалел, что поддавшись чувству, сразу все высказал Гостомыслу, который казался викингу древним старцем, хотя было ему не больше пятидесяти лет. Рёрик почувствовал в боярине то природное превосходство ума, что ставит человека выше других, но привычки его предков викингов, издавна живущих набегами на соседние племена и страны, не давали ему понять всю мудрость политики Гостомысла. Ему казалось, что прекратить междоусобицы могли только общие походы. Боярин своими трезвыми доводами показал, насколько нереальной была идея Рёрика, но все же викинг чувствовал, что сама суть была правильной, и досадовал на свою неудачу. Теперь ему ничего другого не оставалось, как только вернуться со своим отрядом на север.

У самой площади Рёрик столкнулся со Световиком. Мальчишке разом открылось столько нового и интересного, что голова его шла кругом. В перерывах между занятиями с Горкой он с удовольствием бродил по новгородским улицам, подмечая каждую мелочь, быт и нравы людей, их занятия и привычки. Привыкший к уединению в лесной глуши, он мало-помалу стал привыкать к жизни в Новгороде; ему даже стало нравиться шумное многоголосье этого города, его особенный колорит.

Сейчас, под ярким весенним солнцем радость жизни со всей своей безмятежностью, возможной только в юности, переполняла Световика. Пьянящий весенний воздух наполнял грудь, готовую разорваться от предчувствия того невиданного, но чудесного и радостного, что, как ему казалось, сулило будущее. Так уж устроена жизнь, что молодость смотрит только вперед, в то время как старость обращает все свои помыслы в прошлое. Световику хотелось поделиться своей беспричинной радостью с Рюриком, но, увидев его хмурый взгляд и сдвинутые брови, растерялся.

– Что-нибудь случилось? – спросил он у варяга.

– Пора, видно, нам домой возвращаться… А тебе, я вижу, в Новгороде понравилось?

– Здесь хорошо. И зачем вам уходить из Новгорода?

– Так я решил. Да и ничего нас здесь не держит, – ответил Рёрик. – А ты, может, к купцам решил податься или все же хочешь стать воином?

– Я всегда хотел попасть в дружину, – потупил взгляд Световик.

– Ну, тогда тебе одна дорога – с нами. Я рад буду взять тебя с собой, но торопить не буду. Есть еще время подумать.