Шрифт:
А теперь его очередь, теперь не Шахназ - его, а он будет преследовать ее, вздрагивать от звука ее шагов, просыпаться от присутствия ее дыхания; каждое доброе слово, каждый ласковый взгляд будет встречать признательностью. Все это даровано было ему судьбой. Это она пожелала осветить его одинокую жизнь сиянием глаз Шахназ, наполнить его бездетную жизнь общением с Эльдаром.
Мысли его, то грустные, то радостные, сменяли друг друга. Забывшись наконец, он тихо запел:
Я - остров в безбрежном море,
Не спрашивай меня ни о чем.
Я - в приятном, сладком сне.
Боюсь, сель придет, вода заберет меня,
Не спрашивай меня ни о чем...
Его разбудил протяжный гул и грохот, доносившиеся неведомо откуда, из какого-то далека. Еще не проснувшись, он попытался понять, что бы это значило. Ему почудилось, что это гул самолета, доносившийся из необозримых просторов неба. Он встал, подошел к окну: нет, это не были далеко слышные раскатистые звуки - он ошибся, - это грохотал трактор. За всю жизнь он привык к гулу пропеллеров, шуму двигателей. Он привык засылать под эти звуки и просыпаться вместе с ними. Эти звуки сопровождали его и днем и ночью, его сердце сделалось их вместилищем. Что же случилось сегодня? Почему же сегодня, проснувшись, он не смог сразу определить, что это работает трактор? Он должен был узнать его по ритму, по эху, отражавшемуся от склонов Бабадага. Должен был определить не глядя, на каком участке Гаяалты и какой трактор пашет.
Надев сатиновую куртку, он вышел из дому.
По извилистым ступеням медленно поднялся на Гаяалты. Первых, кого он увидел, были председатель, а с ним Шахназ. А она-то здесь зачем?
В самом узком русле селевого потока, на небольшой галечной лепешке у только что пробуренной артезианской скважины, собралось несколько человек, а рядом стоял трактор. Люди о чем-то спорили. Он неторопливо направился туда, поздоровался и начал прислушиваться к их разговору. Вскоре он понял, что трактор испортился, не хочет слушаться молодого механизатора по имени Хасай. Тот позвал на помощь других трактористов, все вместе они вертелись вокруг машины, давали советы, перебивая друг друга.
Они ходили вокруг мотора, каждый садился за руль, но никак не могли унять его тарахтенье. Наконец решили, что надо вывести машину с участка и отправить на ремонтную станцию.
Айхан медленно подошел к трактору.
– Ребята, - сказал он, - разрешите мне взглянуть, в свое время я разбирался в этих машинах.
Он долго возился с вибрирующим мотором, искал причину каприза двигателя, затем как-то застенчиво произнес:
– Кажется, я понял, в чем дело!
– И неожиданно для всех взобрался в кабину и сел за руль.
– Сейчас посмотрим...
Он запустил мотор. Трактор двинулся с места.
– Молодец, дядя Айхан.
– У этого человека действительно золотые руки. Видно, на фронте был танкистом.
– Все в порядке, Хасай, с тебя причитается.
Айхан, сидя за рулем, радовался как ребенок, ведь у него в руках снова был штурвал, а пальцы, которые он считал помертвевшими, ожили, вертя этот железный обруч. Перед ним ожила удобная кабина "железного орла". Ах, какая дорогая, какая святая вещь этот металлический круг! В последний раз его руки, обхватив этот кусок железа, тоже стали железными. С тех пор он навсегда разлучился со штурвалом. На обгоревших, покрытых рубцами руках остались только его следы.
Оборачиваясь, он следил за перемещением пятизубцового плуга, который был прицеплен к трактору. А тот двигался вперед, сотрясая все вокруг своим грохотом. Позади остлалась черная полоса, проложенная его руками.
У скалы Кеклик он повернул трактор вправо. Теперь надо было повести его вдоль скалы.
Плуг наткнулся на крупнокаменистую породу, мотор взревел. Плуг, дергаясь, вырвался из каменных объятий. Айхан повернул руль и повел машину к артезианской скважине. Шахназ, стоя рядом с Аждаром-киши, давно уже следила за ним глазами. Хасай и пожилой механизатор что-то говорили председателю. Увидев приближающийся трактор, они заулыбались.
Мардан тоже был здесь.
Айхан заглушил мотор, спустился на землю. Все удивленно его разглядывали.
– Во всей долине Агчай не найдешь такой машины, сынок, - обратился он к Хасаю.
Благодарно взглянув на него, Хасай поспешно взобрался в кабину. Только после этого председатель обратился к Айхану:
– Айхан-гардаш, что же ты скрывал, что обладаешь столь ценной профессией? Давай-ка мы сразу пошлем тебя в бригаду механизаторов!
– При этих словах он искоса посмотрел на Мардана, как отнесется к этому бригадир садоводов? Но вместо него заговорила Шахназ:
– Во время войны ты, наверное, танкистом был, Айхан-гардаш?
Айхан не успел ответить, как почувствовал, что Шахназ еще о чем-то хочет его спросить. Интересно, будет ли конец этим вопросам?
– Да, был и танкистом, - неохотно ответил он, мысленно прося прощения за эту "маленькую ложь".
Глубокие борозды в пахнущей влагой земле были такими же каменистыми, как жизнь самого Айхана, и черными, как следы от ожогов на его руках. Эти камни и кочки, черные расщелины, трещины, опускающиеся с Карадага, были освещены солнцем. Когда же оно проглянет для него?