отя, конечно, нет. Его сердце и так принадлежало Тьян Ню. олностью и целиком.

Из шатра небесной девы Дун И не вышел, а вывалился, переполненный чаем и впечатлениями.

– Век буду помнить!
– ликовал он, точно уже объелся персиками бессмертия. – И детям пересказывать, как говорил с небесной девoй!

Дун И молодился. У него уже внуки по двору бегали и седина в бороде блестела. Но дай ему волю,тоже распустил бы хвост перед нездешним созданием.

– ты отчего так серьезен, брат? Ты еще молод, должен трепетать весь.

– Чтобы меня генерал Сян увидел и от ревности живьем в масле сварил?
– сварливо буркнул бывший чжанши, комкая в ладонях край рукава шэьи. Тoже, к слову, от ревности. И затем крепко сцепил руки за спиной. Чтобы не выдать свой трепет их неуемной дрожью.

– И то верно, – легко согласился соратник.
– Так о чем кручинишься?

– В основном о том, что не сумел разглядеть госпожу Фэн.

– Так это она в сердце запала? А у тебя губа не дура, младший братeц!

Столичная красотка своим сладким голоском и изящными манерами будила в воинах армии чжухоу мысли исключительно алчные. Каждый из них уже представлял, как в скором времени дорвется до санъянских изысканных женщин. И если военачальники облизывались а императорских наложниц, офицеры зарились на аристократок, а солдатня спала и видела в беспокойных снах обывательниц, чьих-то дочек и жен.

– Нет, - отмахнулся Сыма Синь.
– Фэн Лу Вэй мне кого–то напоминает. Не могу никак вспомнить . Что–то неуловимо знакомое.

– Но в семействе Фэн и в самом деле есть дочки. Какая-то из них, не иначе.

– Так-то оно так, - согласился Синь. – Вот только я никогда в жизни не знался ни с одним человеком из дома Фэн.

– Странно.

– Не то слово.

Цинец прикрыл тяжелые веки, пытаясь воспроизвести по памяти облик барышни Фэн. Кто столько времени посвятил заучиванию текстов, посвященных военной стратегии и тактике,тому грех пенять на дырявую память .

Ничего страшного, ещё день-два и он обязательно вспомнит. Но будет уже поздно.

«Когда-нибудь пытливые и настойчивые раскопают это место, найдут всё сокрытое и потаенное. По воле случая ли, или же при помощи достижений науки. Я буду ждать этого дня с нетерпением, когда мир обретет сокровище, а кое-кто свободу.»

(из дневника Тьян Ню)

«Читаешь иногда про великих злодеев древности, и невольно закрадывается мысль, а не преувеличивают ли летописцы, не приписывают лишнего зловещим мертвецам? Нeт, нисколько. Напротив, часть преступлений намеренно сокрыты от потомков. Для их же, потомков, блага и душевного спокойствия.»

(из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 год н.э.

Кан Сяолун

Если долго всматриваться в бездну,то бездна начинает всматриваться в тебя. Не так ли говорил тот бедный больной выдумщик, которому экзальтированный запад даровал титул мудреца и мыслителя?

Кан Сяолун усмехнулся, неспешно пересек больничную палату и приоткрыл окно. За его спиной, вытянувшись на больничной койке в паутине из бинтов и подпорок , лежал Ричард Ли.

Американец был бледен. Его кожа истончилась, облепив мокрой тряпкой высокие скулы, щеки одутловато поблёскивали – ортопедический бондаж надежно фиксировал шею, но словно бы сминал, сдавливал лицо. Как неудачный рисунок или ненужный чек из супермаркета.

Занимательно, подумал Сяолун и мимоходом,искоса глянул на жениха Сян Джи.

– Такие, как вы, мистер Ли, – вздохнул ассистент Кан, – наверняка думаете, что бездне и впрямь есть до вас дело!

Ричард сдавленно замычал, дернулся было – и придушенно взвизгнул, когда изломанное тело напомнило о себе резкой судорогой.

– Чтo за наивный эгоизм, - продолжил ученый.
– Что за самоуверенное нахальство! Оно, мистер Ли, присуще каждой твари, которая, не обладая разумом,имеет привычку им кичиться. Вы испытываете боль – испытываете же?

И Кан Сяолун наклонился вперед, рассматривая свою жертву, а потом прижал пальцы к глазам «лучшего танцора западного побережья» и надавил - привычным долгим движением, с аккуратным безразличием. Ричард захрипел, потом забулькал, пуская слюну.

– Испытываете, – кивнул сам себе ассистент Кан и отодвинулся в сторону.
– Но там, где мудрец осознал бы собственное бессилие перед силой рока, вы негодуете – как? За что? Мните себя венцом творения. Ропщете. Не так ли?

Мистер Ли не мог замотать головой – но это не значило, что он не попытался этого сделать. С некотором даже весельем Сяолун наблюдал за тем, как заколыхалось под одеялом его тело, заходила ходуном грудь: всем, что ещё двигалось и жило, ничтожество по имени Ричард Ли убеждало его в своем смирении.

– Даже бездна, глядите-ка, в вас вглядывается! – повторил ученый и скривился. – Варвары.

Поблизости раздались голоса, мягко хлопнула дверь,и в палату, приветливо улыбаясь, вошла медсестра. Невысокая, кругленькая, она мячиком покатилась мимо Кан Сяолуна к кровати больного, прочирикала: