— Да, но ее кто-то должен делать, — поддержала разговор женщина и нажала кнопку четыре.

— Я вами восхищаюсь, — заверила от чистого сердца. Дверь плавно закрылась, и кабинка двинулась по ощущениям вниз. — Я бы не смогла…

— Мда, работка не для всех, — опять согласилась медсестра. Когда мы вышли на этаже, женщина меня подвела к столику, где должна была сидеть дежурная, но ее не оказалось. — Палату не помните? — покосилась на меня медсестра.

— Нет, — призналась стыдливо. — Меня только на днях привезли. До сегодняшнего дня не выходила…

Девушка быстро нашлась — уточнила фамилию, открыла журнал поступлений, и выяснила номер палаты. Но мы не успели даже с места сдвинуться, как послышались приближающиеся тихие голоса. Роберта — выговаривающий, и оправдывающийся — женский.

— Простите, но мне нужно было выйти по делам, — частила женщина. — Я же была уверена, что она спит…

— Она не спала! Где теперь ее искать? — не скрывал недовольства Вихтерев.

— Я уже обзвонила всех охранников. Дала описание, если она попытается покинуть больницу… — парочка вышла из коридора и уставилась на нас.

— Милена! — рявкнул Роберт. — Ты что надумала? Где была? — словно строгий родитель принялся отчитывать при персонале. — Спасибо, Галина Викторовна, — опомнился и кивнул женщине, которая стояла около меня. — Людмила Сергеевна, — это адресовал молоденькой брюнетке, которая почти плакала возле него. — Займите свое рабочее место, — пригвоздил красноречивым взглядом. Взял меня под локоть и потащил по коридору.

— Прости, — бормотала, еле поспевая.

— Ты где была? — втолкнул в палату Роберт. — В постель! — скомандовал строго и сухо. Возражать не стала, поэтому поспешила выполнить указание.

— Гуляла и заплутала в ваших лабиринтах, — обиженно укрылась одеялом.

— Ты в своем уме? — негодовал Вихгерев. — В твоем положении?! Ночью! Одна?! Да ты правда жить расхотела…

— Почему? — надулась пуще прежнего. — Ты же уверял, что я под защитой.

— Но это не значит, что теперь можно творить бог знает что и без моего ведома! — горячился Роберт.

— Все, я поняла, прости! — решила закончить бессмысленный спор. Вихтерев был прав, а я просто хотела скрыть, что бродила во сне.

— Ну и где ты гуляла? — чуть смягчился врач, продолжая стоять возле койки.

— По этажам… — отозвалась размыто. — Читала надписи, а потом встретила медсестру возле реанимации и она меня взялась доставить в палату.

— Реанимация? — сощурился Роберт. — Ты была там?

— Внутрь не входила, но дверь видела. А что? — теперь уже я нахмурилась.

— Да так, — неопределенно мотнул головой Вихтерев. — Ничего, спи! — пальцем пригрозил. — А не то снотворным буду пичкать.

— Не, не надо, — деланно напугалась. — Спать, так спать!

Врач уже было вышел, как я позвала:

— Роберт?

— Что, — обернулся.

— Пусти ко мне завтра детей, прошу…

— Посмотрю, как будешь себя вести, — усмехнулся.

— А ты знаешь, что я имею право отказаться от лечения? — напомнила заумно.

— Ага, а я могу тебя упечь на принудительное, уж поверь, найду за что…

— Злой ты, — надула губы. — А говорил, что друг.

— Потому и друг, — осадил Роберт и демонстративно закрыл дверь.

С утра меня ожидала масса процедур и различных исследований. Вихтерев не отходил ни на шаг и все контролировал.

— А тебе не нужно к другим пациентам? — вскинула удивленно брови, уже злясь такой гиперопеке.

— Ты мой главный пациент! — отрезал ровно Роберт.

— Но я не настолько слаба и больна.

— Ты уникальна. Глаз не спущу! — заявил безапелляционно, и я от безнадежности закрыла рот.

УЗИ и прочие анализы, показали, что со мной все отлично. Плода правда еще никто не видел, рановато для человеческих методов, Роберта успокоило, что кровотечение закончилось, а мои феромоны говорили, что зародыш во мне. Да и теперь я сама начала ощущать легкие вибрации, которые до сего момента не чувствовала. Робкие изменения: приятное тепло и нечеловеческая нежность, нечто такое, что невозможно передать словами, и оно наполняло… Меня обуревало столько эмоций, что я готова была любить весь свет!

А что хуже — простить…

После обеда вся извелась в ожидании детей, и когда дверь открылась и в палату ворвалась моя любимая вьюжка, даже мир вокруг стал светлее. Илья вошел, как обычно, спокойно, но не скрывая радости.

Златка запрыгнула на койку и принялась меня целовать. Ильюха устроился по другую сторону и только предостерегающее: «Кх, кх», — заставило нас перестать шуметь.

— Злата, Илья, — чинно напомнил Роберт, стоя на пороге: — Помните, маме нельзя волноваться, и нежелательно тяжести поднимать. Поэтому, оставляю вас одних, но надеюсь на вашу благоразумность, — это уже было обращено ко мне. Я горячо кивнула: