— Я сыт историями, Дракон. Мы будем говорить по делу, или я пошел? — Арн поднялся.

— Хорошо. С кого начнем?

— С нее.

— Тебя беспокоит, ее возможное обращение и его последствия?

— Да, черт возьми.

— А если я тебе скажу, что она — уже вампир, и обращения в привычном для тебя смысле не нужно?

— Но Аддлер сказала…

— Бла-бла-бла… Она тебя просто испугалась.

— Меня? Она мне здесь такое несла, и я ее пальцем не тронул! Даже клыков не выпустил!

— Тебя, CSR, вашу новообращенную — какая разница! — раздраженно фыркнул Дракон. — Вы что же — белые и пушистые тут все??

— Так что же, Олив… — ошарашено протянул викинг

— Да, она вампир. Но не такой, как ты или твой клан. Хотя разница уже начала нивелироваться. Но теперь это уже связано не с ее трансформацией, а вашей — твоей, викинг, и кровных с тобой вампиров.

— Продолжай.

— Она — не обращенный вампир.

— Неправда, — выдохнул Северянин. — Не обращенные, то есть перепившие ви без обряда и опеки Создателя, сходят с ума, я видел такое не раз. Их уничтожают. Всех без исключения! Их кровь — яд.

— Хэээххх, викииинг, — дракон по-лебединому закинул шею и хлопнул крыльями, устраиваясь удобнее и прикрывая глаза, — сколько из них были фейри и с рождения опекались одной из могущественных Пра? У тебя не бьется сердце — но ты живешь, мало того — разговариваешь с драконом! Тебе еще Создатель говорил — все может быть! Или думаешь, я — плод твоего воображения, а сам ты в психушке?

— Я оставил этот вариант на крайний случай, — без выражения ответил Северянин.

Ситуация его злила безмерно, но любопытство и ощущение могущества и древности этого существа — завораживали.

— Я прошел тот же путь, что и твоя фея, викинг, поэтому и откликнулся. Я тоже не обращенный. И тоже — Посредник. Но в прошлом. Далеком прошлом.

— Прости, как тебя..? — Арн вопросительно взглянул на зверя. — Ты не мог бы принять другую форму? Мне кажется, ты это умеешь, а меня эта как-то… напрягает.

Дракон приоткрыл один глаз:

— Умею. Но тогда тебе придется пригласить меня в дом и накормить. Хээххх! Но чуть позже, викинг. Я давно здесь не был — мне не к кому было прилетать. А здесь красиво…Знаешь, как это — остаться одному, викинг?

Арн напрягся.

Он не хотел вспоминать.

И этот змей… он вызывал ощущение дежа-вю.

— Дракон, ты здесь ради меня или ради нее?

— А вас можно разделить, Северянин? С той ночи, когда она нашла тебя на дороге — потерянного и пустого, в мире, который ты забыл? Ты себе это можешь представить? — немигающие глаза зверя уставились ему в лицо. — Расскажи мне… и себе, как бы ты выжил тогда? И как будешь жить сейчас без этой женщины, в которой увяз не только своими клыками и плотью, но всем своим существом и мертвым сердцем?! Что в твоем чувстве к ней изменят подробности ее обращения и дальнейшего существования? Разве не лучше просто быть вместе, любить друг друга и жить друг для друга? — он осекся, увидев глаза викинга.

— Я думал, что мне нужно только, чтобы она стала моей — и я буду счастлив. Но эта постоянная угроза ее потерять, сводит меня с ума! И я не знаю, как ее защитить… Все постоянно меняется.

Дракон шумно вздохнул, отчего из его пасти вылетело маленькое пламя.

Арн слегка удивился, и тут же поймал себя на мысли, что зверь отвлекает его как ребенка. Викинг криво усмехнулся.

— Ладно, вампир, слушай. Я кое-что тебе расскажу.

Пятая Руна. Глава 17.

Не бойся сказки — бойся лжи!

— Во мне, как и в Оливии, переплелось несколько сущностей. Моя мать была жрицей — «говорящей-с- богами». Ей ведомо было прошлое, будущее, скрытое от глаз… Вы это называете человеком-Альфа. Моим отцом был «Многоликий», или тот, кого ты назвал бы шифтером или перевертышем.

— Поэтому ты — дракон…

— Да, это любимая форма, — засмеялся зверь.

— А третья сущность — вампир?

— Не совсем, Северянин. Не-обращенный вампир. Таких в те времена называли «не-отбрасывающими-тени» или «не-спящими». Первое — потому что мы спокойно находились на солнце, второе — некоторые из нас не нуждались в отдыхе вообще. Ни в отдыхе, ни в человеческой крови. Поэтому нас особо не преследовали. Просто боялись и потому — изгоняли.

Жрица не имела права быть с живым мужчиной — она принадлежала божеству. Но она была очень юна и приняла за бога прилетавшую к ней птицу, обращавшуюся юношей. Как ты понимаешь, беременность скрыть было невозможно. И старейшины решили принести и мать, и ребенка в жертву, чтобы умилостивить разгневанных богов. Роженице вскрыли вены и оставив в гробнице умирать. Отец проник туда, но ничем не мог помочь. Он лишь смотрел, как из нее уходит жизнь, обрекая на смерть и нерожденное дитя… Смотрел и медленно сходил с ума.