— Хочу смотреть на тебя, — прохрипел он, поднимая Олив и усаживая к себе лицом.

Их окружала знакомая красноватая дымка, поблескивая в пламени факелов. Глаза у обоих неестественно светились, но веки опускались, скрывая эту странность; тела совершали слаженные движения, напоминавшие медленный волшебный танец. Наконец, Олив не выдержала и, вцепившись в удерживающие ее ладони, задала ритм сама, выгибая спину и все больше отклоняясь назад, пока не легла на его ноги. Разрядка была одновременной и такой сильной, что оба не издали ни звука, просто подавившись вдохом — одним на двоих.

Ее выдох был плачем, смехом, криком:

— Аарррннн!!!

Очнувшись через какое-то время, Олив была удивлена, что викинг все еще рядом с ней. Арн полулежал на боку, играя ее золотистыми волосами и подушечками пальцев касаясь ее живота.

Как же так? Тысячелетний Северянин неоднократно давал понять, что древние варвары в его юности не нуждались ни в прелюдии, ни в нежности п о с л е — они просто брали и уходили! А Эгиль даже посчитал своим долгом посвятить ее в малоприятные детали, чтобы она избежала травмирующего разочарования.

Но, видимо, сам «варвар» был не в курсе. Он дождался, когда Олив открыла глаза и спросил:

— Знаю, что ты — не просто женщина. Наши женщины так не целуют и так… не пахнут.

Викинг придвинулся к ней и заглянул в лицо:

— Ты пришла перед битвой. Ты будешь ждать меня там? — он показал глазами на небо.

У Олив дрогнуло сердце. Он принял ее за валькирию и, так как абсолютно был готов к смерти, хотел попасть в Вальхаллу, как и любой воин.

— Да, Арн, — тихо ответила девушка, прижимаясь лицом к его груди. — Я буду ждать. У тебя будет яркая жизнь и… короткая. А я пришла забрать тебя у Хель*. Однажды после битвы ты переродишься и все забудешь. Все! Даже меня… Очень надолго. Но к Хель ты не попадешь, викинг! Запомни — Черная богиня тебя не получит. А я буду ждать, хоть и буду другой. Но ты меня узнаешь.

— Да, я тебя узнаю, — он взял ее за подбородок. — Но как бы я хотел просто прожить с тобой жизнь здесь — дома! Взять тебя в жены, вырастить с тобой сыновей. Даже, если потом придется отправиться в бесславный край Хель.

Олив с горечью слушала юношу — глаза ее потемнели: пора было возвращаться. Она поднялась и быстро надела платье. Она сделала то, зачем пришла. Суровый молодой воин стоял перед своей богиней, глаза его переливались как морская вода, а на груди и шее, там, где билась жилка, медленно затухало багряно-золотистое сияние.

— Я буду биться легко, зная, что ты ждешь. Я не смогу тебя забыть. А если забуду, вот, — он снял с шеи шнурок с медвежьим когтем и надел Олив. — Это коготь моего первого зверя. Покажешь его, когда приду.

Он помолчал, напряженно вглядываясь в ее лицо.

Хотел запомнить?

Потом нагнулся, обнял и попросил:

— Поцелуй меня еще, моя богиня. Хочу помнить, что меня ждет в Валхалле.

Олив почувствовала на затылке горячую ладонь и солеными от слез губами потянулась к своему будущему прошлому.

Она целовала его и плакала, прощаясь с живым и надеясь вернуться к бессмертному. Веря, что сумела исправить чужие ошибки.

__________________________________

* Хель — богиня смерти в скандинавской мифологии. Царица Хельхейма — мира мёртвых. В её царство, попадают люди умершие не на поле боя, а например, от старости или болезней.

Хотеть — значит мочь. Глава 9.

— Ненавижу отрывные календари.

Кажется, оторвешь последний листок и

— все закончится.

— Что — «все»?

— Жизнь.

Чуть раньше.

— Все очень просто.

Когда его сестра произносила эту фразу, готовиться нужно было к самому худшему. В первые полтораста лет после обращения за ней обычно следовало предложение крутой кровавой вечеринки, чуть позже — не менее крутой финансовой аферы. В последние двадцать лет Одри называла свои инициативы «трансконтинентальными экономическими интернет-акциями».