– Вот и отлично,– прошептал Маслов. Быстро и аккуратно он заполнил бланк, поставил печать. Астафьев придвинул ему опустевший бокал, на котором возвышалось четыре пачки свежих купюр.

Маслов искренне засмеялся, передал ему справку. Астафьев спрятал ее в портфель и сразу засобирался уходить.

– У меня еще столько дел сегодня, вы просто не поверите,– весело заговорил он.– Иной раз завидуешь вам, врачам – сидите на одном месте, никуда не надо дергаться.

Маслов проводил его до двери кабинета.

– Удачного путешествия,– сказал он напоследок и бросился к столу, пересчитывать деньги. Сумма оказалась поистине внушительной, но Маслов решил, что Самсонов мог быть и пощедрее.

«Впрочем, мне и этого хватит сполна,– пихая деньги в портфель, размышлял Маслов.– А эта соплячка… лежит, лечится за счет… за счет кого? Больницы? Значит, Арцыбашева. Ну и пусть. А мне семью кормить надо, а не благодетельствовать…»

Едва он спрятал деньги, в кабинет вошел свежий, выспавшийся Арцыбашев:

– Привет, Петр Геннадьевич. Только приехал, как видишь… Вахтер сказал, меня кто-то спрашивал?

– А?– Маслов непонимающе посмотрел на него.– Да так, пустяки, газетчик какой-то. Я его спровадил отсюда.

Из клиники Астафьев отправился прямиком на квартиру Самсонова. Грозный и сердитый с похмелья, он мгновенно повеселел, узнав об удачной сделке. Через пару часов, с помощью парочки других подложных документов, Самсонов официально расторг контракт, лишив девушку всего заработка. А через неделю, как положено, Самсонов и его труппа уехали на европейские гастроли. Номер госпожи Эльзы убрали из программы, заменив его дрессированными пуделями не менее молодой и прекрасной госпожи Элеоноры.

7

Сегодня Маркову не везло с самого утра. Проспал на работу – начальник строго требовал появляться в редакции к девяти.

Это первое.

На лестнице столкнулся с домохозяйкой, вредной крикливой старухой, которая во всех грязных деталях напомнила ему, что за комнату не плачено уже месяц.

Это второе.

– Собирай вещи и уходи,– сказал Гаврилов, едва увидел Маркова в коридоре редакции.– Ты уволен.

Это третье.

– Почему, Марк Олегович?– возмущенно и растерянно спросил Марков.

– Я говорил тебе – не трогай эту историю?! Говорил?!

– Какую историю?

– Про гимнастку, мать твою!– рыкнул Гаврилов.

– Она циркачка,– поправил Марков. Редактор покраснел и топнул ногой:

– Тем более уволен! Приходили в Хроники какие-то мордовороты, перевернули всю редакцию. Трясли главреда, как мешок с яблоками.

– Так я тут причем? Вы сказали статью не печатать – все, баста. Я не печатал.

– А это что?!– Гаврилов ткнул ему в лицо номер «Хроник Петербурга».– Принцесса мертва, да здравствует Принцесса! Название такое похабное выдумали, черт возьми…

– Это не я,– сказал Марков.

– А вот здесь? А здесь?– злобно улыбаясь, редактор водил пальцем по статье.– Слово в слово, абзац в абзац! Только автор другой приписан.

Марков всколыхнулся:

– Так ведь…

– Никаких «ведь»!– вскричал редактор.– Я знаю, что ты работаешь на всех подряд. Здесь работы нет – так ты в Революционной России3 статейки пишешь, про угнетенный рабочий народ и крестьянство. Не оправдывайся, Антон, я знаю. Многие здесь знают, и молчат. В отличие от тебя, болвана крикливого, который каждого второго на улице «товарищем» кличет…– редактор тяжело вздохнул, перевел дух.– Если ты на каторгу загреметь торопишься, то без меня, пожалуйста. Просто уходи, и все. Здесь я тебя видеть не желаю.

– Дадите рублей десять?– спросил Марков.– У меня совсем денег нет. А на вас я работал долго, всегда уважал…

– Пошел вон,– кратко бросил Гаврилов.

Это был первый раз, когда атмосфера пивной «Журавля» не заразила Маркова весельем. Как всегда, он заказал кружку пива и, получив ее, пошел в глубину зала, занял свободное место. Сделав пару глотков, погрузился в мрачные раздумья…

В карманах брюк он нашел три с половиной рубля – последние деньги. «Срочно нужна работа»,– Марков посмотрел вокруг себя. Здесь столько мелких журналистов, готовых удавиться за сенсацию. «Вроде Журова»,– вспомнив о нем, Марков слабо улыбнулся. А остальные? Неудачники-комедианты, как Волчков? Ненужные критики, типа Филева? Кто еще – всякие забулдыги, мастеровые, мелкие лоточники, побирушки и просто горькие пьяницы? Разношерстный коллектив с одной общей проблемой – нетрезвым взглядом на жизнь. «Нет»,– Марков гордо выпрямился, будто с его спины упал непосильный груз. Среди этого грязного, оборванного, вонючего, немытого или мытого так давно, что и не вспомнить, сброда было одно светлое, белое пятно – Иван Алексеевич Ильин. Вечно трезвый, аккуратный, холеный, он сидел в углу этого крысятника – всегда один, не считая кипы листков на столе. Что-то записывает, изредка бегает черными глазками по залу. «Попытаю счастья»,– решил Марков. Кружка осталась без него – впрочем, ей быстро нашелся новый «хозяин».

«Даже если не поможет, он мне кое-что должен»,– парень уверенно и решительно подошел к Ильину, указал на свободный стул:

– Позволите?

– Садитесь, товарищ Марков,– Ильин перевернул рабочий лист, накрыл его карандашом. «Что вам надо?»– кивнул он.

– Я поговорил с Арцыбашевым тогда, в Астории. Помните?

– Я помню, Антон. А вот ты, похоже, забыл. Ты ведь приходил сюда тем вечером. Ты видел меня, но так и не подошел.

Марков нервно улыбнулся. Строгий взгляд Ильина ползал по нему, сбивал с мысли.