Ильин стал страшен. Он горячился, будто внутри него заработал тяжелый топливный двигатель. Очень быстро, от рассуждений об освобождении всего народа, он перешел к описанию расправы над всеми власть имущими, над неизбежной казнью Императора и его семьи, над переделом имущества всех, кто богаче простого работяги и крестьянина… И вдруг – будто топливо кончилось – Ильин присмирел и затих. Сунув руку в пальто, он достал серебряный портсигар и закурил.

– Возьми, здесь триста рублей,– устало сказал он, доставая из другого кармана деньги.– Сними нормальную комнату с мебелью, желательно в этом районе; купи машинку… А Гапон чувствует, что мы ему в спину холодно дышим,– веселым голосом сказал Ильин.– Ты ведь понял его намеки?.. Неважно. Печатай воззвания и получай деньги – вот все, что от тебя требуется. Ах, и вот еще что – обязательно ходи на собрания! Следи за ним, старайся запоминать, что он говорит и как предлагает действовать. По возможности, записывай. Потом в Журавле мне будешь рассказывать, что на собрании творилось.

– Хорошо, я понял,– Маркову, который за эти краткие минуты стал откровенно бояться Ильина, хотелось избавиться от него как можно быстрее.

– Подожди!– Ильин сердито посмотрел на него.– Ты теперь один из нас, Антон. Ты – социалист-революционер, член партии. И с тебя, как с партийного работника, всегда будет спрос. Помни об этом.

9

К вечеру, медленно накрапывая, пошел дождь. Мало-помалу он становился все сильнее, пока не превратился в настоящий ливень. Снаружи стало так темно, что в апартаментах Арцыбашева зажгли свет. Доктор сидел в кабинете, медленно потягивал коньяк и листал свежий медицинский журнал. Но вместо статей и фотографий он видел красное, заплаканное лицо дочери.

Софья Петровна сказала ей. Более того, ослушавшись его совета, отправилась вместе с девочкой на похороны. И все это – тайком, пока Арцыбашев, отоспавшись и освежившись, решил провести день в больнице.

Он все понял, едва вернулся домой. Мрачные слуги, в комнатах гробовая тишина. Такое чувство, будто Анну похоронили не на кладбище, а прямо здесь – посреди квартиры. Софья Петровна, сделавшая свое дело, терпеливо ждала его в гостиной, как смиренная жертва ждет палача. Арцыбашев прошел мимо нее, даже не взглянув. Тайком заглянул в детскую, посмотрел на дочь. По ее глазам было видно все, что она думает о нем.

Восьмой час вечера. Дождь за окном и не думает затихать. Арцыбашев, медленно потягивая коньяк, откладывает журнал и берет предыдущий номер. В дверь постучались. Не дождавшись ответа, в кабинет заглянул управляющий.

– Александр Николаевич, ужин готов,– робко сказал он.

– Пошел вон,– отрывисто бросил Арцыбашев, перелистывая страницу.

Дверь тихо закрылась. Он прикончил бокал и налил снова – до краев.

Два часа спустя, без стука, Софья Петровна вошла в прокуренный и душный кабинет, молча села напротив сына.

– Вероника спит,– сказала она.

Арцыбашев, игнорируя ее, приложился к стакану. Женщина грустно вздохнула:

– Ну почему ты такой непробиваемый?

– Зачем ты ей рассказала?– хрипло спросил он.– Я ведь ясно дал понять, что Нике нельзя знать. А ты…– Арцыбашев скривил лицо в презрительной улыбке,-…еще и потащила Нику туда…

– Она ее мать!– резко возразила Софья Петровна.– И сегодня она могла видеть Анну последний раз в жизни…– ее голос затих, срываясь на плач.

– Прокофий был там?– спросил Арцыбашев. Лживые слезы матери для него ничего не значили.– Конечно, был… Но ты об этом не подумала… Могу представить, что он устроил на чертовых похоронах…

Арцыбашев закурил и поднялся, пошел кругами по кабинету:

– А вот если бы на ее месте оказался я, вам бы стало спокойнее? Клинику бы продали… Машину бы продали…

– Что ты говоришь?..

– Нику, разумеется, в одну из этих мерзких гимназий – ведь Антонине она не нужна, а Прокофий занят своими делами… Скромное платье с черными чулками, уроки французского от бездушной дамы, которая Францию видела только на картинках в учебнике…

– Саша, что с тобой происходит?!– плачущим голосом, испуганно воскликнула Софья Петровна. Арцыбашев остановился. Его жесткий, тяжелый взгляд вцепился в мать:

– Я просто представляю, как сложилась бы жизнь без меня, но с Анной. От тебя только слышно – Анна, Анна… ох, Анна… несчастная Анна…

Софья Петровна, собрав всю свою смелость, подрагивающим голосом заявила:

– Я не хотела говорить об этом, но, похоже, придется.

– Что еще?

– Ты рассыпаешься. Ты перестал замечать дочь, ты постоянно пьешь, ты ушел… Не знаю куда, и когда вернешься…

– И что дальше?

– Я хочу забрать Нику с собой в Москву. Мы поживем у меня до Нового года.

– О, теперь и ты решила меня помучить?!

– Нет, я хочу дать тебе время подумать хорошенько и все взвесить…

– Да мне плевать, что ты хочешь!!!– бешено вскричал Арцыбашев.– Плевать на вас!!! Вы все что-то хотите, требуете, берете, а я?! Кому-нибудь интересно, чего хочу я?! Вон отсюда, проститутка!– он швырнул окурком в горничную, показавшуюся в проеме.– С завтрашнего дня ты уволена!

Арцыбашев выскочил в коридор. Ксения, глотая слезы, быстрым шагом удалялась прочь.

– К черту всех вас!– он спустился в фойе, обулся в первые попавшиеся туфли и схватил плащ.– И запомни – если ты попробуешь забрать Нику, я возьму скальпель и срежу твое лицо подчистую, без наркоза!