Так что в зале перед сидящим у огня королём нас с ящеркой поставили рядом на колени, спустили рубахи с плеч и с достаточным усердием отстегали плёткой. Не мог ведь я лишить Аелию такого развлечения, глупо прикончив его в ущелье? Следовало дать моему дракону возможность хорошенько помучиться оставшуюся вечность, а уж причины для этого он с присущим ему усердием непременно отыщет.

Отсчитали нам поровну, хотя мне, как победителю, полагалось больше, но я не возражал. Королевская милость искренне тронула. Забавно было смотреть, как лицо ящерки корчится от стыда и боли, хотя по сломанной лопатке его и не били.

Зато с колен я поднялся не только вольным вампиром, но и аристократом из самых знатных, гордым хоть и последним представителем своего рода. Восстановление в правах теперь можно было считать завершённым.

Инвиктий милостиво кивнул, удаляясь в отведённые ему покои:

— Зайдёшь ко мне утром, Лэ и человека своего приводи.

Я учтиво поклонился. Я здоров, свободен, знатен и богат, да ещё и при королевской милости — пришло время ощутить себя счастливым, но это потом, а пока вся ночь впереди, и следует использовать это время с толком!

— Крис, пошли воду искать, может быть и горячую найдём.

После этой драки хотелось отмыться, хотя ничего грязного я и не делал. В мыльне замка, где не водилось прежде ничего кроме пустоты, пылали печи. В жарком пару голые драконы радостно плескались в желобе, который был здесь вместо кадей. Мы с охотником быстро присоединились к общему веселью.

Воины разглядывали моё нагое тело и головами качали, требовали повернуться, чтобы изучить со всех сторон. Пальцами дотрагивались, потому что не верили глазам, но я не сердился на бесцеремонность. Драконов восхищала скорость вампирского восстановления, никак не могли поверить, что это тоже самое существо, чью обугленную плоть они наблюдали в закате над горами. Весело с ними было, но отчистившись и изведя на себя половину куска ящеркиного мыла, я почувствовал, что голод скоро прожжёт меня изнутри, как солнце подогревало снаружи.

Что делать я просто не знал. Крови взять было негде. Охотник, увидев моё состояние и догадавшись о причине, без слов отважно протянул запястье, но я мотнул головой и стиснул зубы. Он оскорбился:

— У меня хорошая кровь!

— И вся нужна тебе самому. Кроме того, я действительно не могу из тебя пить, мы ведь побратались. Идём лучше на кухню, поищем молока. Какая-никакая еда.

Но на кухне нас ждало нечто большее. Дани со свежей ещё живой козой, которую требовалось обескровить, прежде чем жарить на завтрак воинам. Я припал к жиле, решив, что поблагодарю позднее и пил, отплёвываясь иногда от шерсти, пока живое существо не обмякло в ладонях.

— Спасибо! — сказал я своё любимое слово, и всем оно понравилось.

Крис тоже не ушёл голодным, обычной еды здесь хватало всем. Кувшин молока прихватили с собой. Когда оба сытые и довольные мы с охотником расположились отдыхать, он спросил:

— Бениг, теперь всё? Мы свободны и сможем уйти?

— Сам в это не верю.

— А завтрашняя встреча с королём ничем не грозит?

— Не думаю. Инвиктий очень разумен, он хорошо отнёсся ко мне и тогда, когда я находился в его дворце.

— А что будет с Аелией?

— Крис, он взрослый и небедный мальчик, сам разберётся со своими проблемами.

— Знаешь, я рад, что ты его не убил. Ты ведь имел полное право разделаться с ним окончательно.

Хотя я лежал на полу с закрытыми глазами и старательно делал вид, что сплю, охотник никак не хотел отстать. Я понимал, что бродит в нём не отгоревшее полностью возбуждение, он волновался за исход боя, да я и сам в общем-то отошёл от всего случившегося. Я решил, что объяснить охотнику мои побуждения полезно, сам разберусь в них как следует:

— Просто месть — это не моё. Я попробовал и убедился. Давно всё было, но до сих пор мерзкий осадок в душе. Тогда я думал, что в своём праве, да так и было, но в итоге я понял, что лучше мне не стало, а значит оно того не стоило.

— Я сейчас не совсем догадался о ком ты или о чём.

— Вот и отлично. Всё в прошлом.

Крис ворочался на постели, никак у него не заканчивались вопросы, и я, хоть утомился и мечтал просто побыть в покое, готов был отвечать и дальше.

— Всё-таки ты с ним помиришься?

— Охотник, мы не ссорились.

— Я понимаю, но мне его действительно жалко. Он ведь остаётся один.

— И сам в этом виноват! Давай спать, а то явимся на аудиенцию неприлично помятыми.

Он наконец угомонился и вскоре я услышал ровное дыхание, но сам ещё долго не мог заснуть, лёжа в темноте и думая о своём. Чувства постепенно пробуждались. Радость тихо цвела в душе, и я даже начал немного думать о будущем. Было в нём место для Аелии? Не знаю. Там в ущелье, не понимая в целом его мотивов, я не видел в нём врага. Собственно говоря, ничего кроме усталого безразличия не ощущал. Но к словам охотника следовало прислушаться. Когда-нибудь потом. Как я там сказал: через сто лет? Отличный срок, на нём и надлежит остановиться.