— Именно. Сгореть на дневном свету я и за целый день не сгорю, но боль будет невыносимой, и я практически ослепну.

Охотник не то нервно, не то зло сжимал кулаки.

— Бениг, это убийство!

— Ладно тебе обвинять, у него тоже есть преимущества.

— Не шути, мне страшно.

Я и сам застыл в холодном коконе из отгоревших чувств. Боялся? Очень. Впрочем, и один день свободы стоил того, чтобы ради него умереть. Охотнику, правда, следовало сообщить что-нибудь более обнадёживающее.

— Успокойся, я справлюсь. Аелия думает, что я окажусь в полной его власти, останется лишь добавить огонька, чтобы с гарантией обратить меня в пепел, но это не совсем так. Видеть что-либо я не смогу, обоняние тоже откажет, потому что запах моего собственного горелого мяса перебьёт другие, зато слышать не перестану, а дракону для накопления новой порции пламени требуется несколько минут.

Человек смотрел с надеждой, хотя некоторые натуралистические подробности заставили его вздрогнуть, я постарался проникнуться ею сам, а пока следовало спускаться вниз и садиться за стол. Теперь мы не только имели на это право, но и несли соответствующую обязанность.

— Идём! — сказал я. — Настоящий дворянин не отказывается от обеда, даже если ему назавтра вспорют живот.

— Ты, получается, ещё не дворянин… Постой, а я тоже должен вызывать ящерку на бой? Меня лишили чести и сословия?

— Я предварительно упражняюсь в знатности, которую обрету после победы на дуэли, а ты никому ничего не должен. Ты не был его рабом, лишь помеченным кровью, как бы вассалом. Звания это не лишает.

— Признаться, это немалое облегчение. Уверен, он и для меня придумал бы особенную пакость.

— Знаешь, Крис, Аелия, строя коварные планы, постоянно допускает ошибки, недооценивая противника и переоценивая себя. Мы его переиграем, я тебе обещаю!

Самому бы ещё поверить в чудо. Трудно быть одновременно учтивым и честным — мало у кого получается.

Мы хотели сесть с краю, но воины драконы мигом раздвинулись и нас с охотником только что не за шиворот втащили в их круг и усадили в самую середину. Я ощутил рядом знакомое тёплое плечо и повернувшись нырнул как в траву в зелень прекрасных глаз.

— Дани! — прошептал я.

Как она была хороша, а я искал взглядом Рею и всё внутри сжималось от страха, потому что и здесь её не было, а я, связанный поединком, и права не имел спрашивать где она, как, жива ли, благополучна. Драконица сказала:

— Я всё знаю, и мы это дело обсудили между собой. Ты летать умеешь?

Просто массовый опрос, всем интересно знать, на что я способен.

— Умею, — сказал, вздохнув.

— На солнце сгоришь?

— Обуглюсь, — признался честно.

Она задумалась. Я лишь теперь обратил внимание, что зелёные глаза изучают меня без всяких там романтических поползновений. Кажется, обсуждению подвергались лишь мои боевые навыки.

— Условия нечестные! — заявила Дани.

— Вот и я то же самое говорю! — воскликнул охотник, заинтересованно переводивший взгляд с меня на Дани и обратно.

Обратно охотнее и быстрее. А как же белокурая дева в замке? Впрочем, охотник, как выяснилось, пёкся о моих интересах, а не о романтическом похождении.

— Уговори его забрать вызов! К тебе он прислушается. Я бы прислушался.

Драконица, едва заметно улыбнулась, оценив, как видно, изысканность комплимента, но в ответ мотнула головой.

— От поединка нельзя отказаться, это не выход, надо лишь сделать условия справедливыми и назначить секундантов.

— Дани! — взмолился я. — Хотя бы не за столом! Мне неведомо, откуда остальные узнали о произошедшем недоразумении, но всем известно, что события такого рода не приветствуются законом и вслух о них не говорят!

— Так Аелия и разболтал! — доложил стражник, сидевший напротив.

Я поглядел в верхний конец стола и буквально наткнулся на взгляд полный такой ненависти, что кровь стыла в жилах. Дракон, казалось, не замечал ничего вокруг, кроме меня и… Дани. Он ревновал! Вот откуда это желание любой ценой уничтожить того, кто, как ему казалось, вновь стал на пути. Не знаю, когда он успел заинтересоваться прекрасной драконицей, но опять вообразил, что я ему соперник. Ящерка, похоже, слова в простоте подумать не умел. Мне с ним было тяжело, каково же ему с собой? Прибить что ли, чтобы не мучился?