Я вообще, наверное, не думала – ноги несли сами куда-то. Может, это интуиция, а может, невидимая связь, что соединяла нас непонятно каким чудом. Я бы сказала, что летела на крыльях любви, если б это не звучало так избито и смешно. Не чувствовала я никаких крыльев. Наверное, меня больше гнал вперёд страх. За него, слишком правильного и вечно стремящегося защитить весь мир.

Я вынырнула неподалёку от источника и попятилась от неожиданности. Он стоял возле воды как юный крылатый бог. Абсолютно голый и прекрасный – глаз не отвести. Внутри что-то булькнуло и камнем упало в низ живота. Не знаю, как я на ногах устояла.

Геллан обернулся. Молниеносно. Крепко сжатый рот. В глазах – настороженность и холод. Опасный и собранный, несмотря на наготу. Мышцы напряжены, бугрятся рельефно. Но я в своём экзальтированном состоянии даже испугаться не смогла. Стояла, как кролик перед удавом и смотрела, наверное, как восторженная дурочка, открыв рот.

Он вздохнул и смежил веки. Немного расслабился.

– Дара.

О, да. И столько властного приказа в этом голосе, что впору завилять хвостом, как нашкодивший щенок. Но я даже на это была не способна – продолжала пялиться, как глаза только у меня не повылазили.

– У тебя на крыльях выросли перья, – брякнула первое, что в голову пришло и удивилась: а ведь и правда. Не замечала, что ли. Раньше кожистые и нежные, сейчас они покрылись белоснежным пухом. Ещё не перья, конечно, но… так красиво.

– Может, ты опустишь глаза?

Вот как, как он может быть таким неубиенно спокойным чурбаном?! Казалось, его не тревожит собственная нагота. Вообще не трогает. Он стоял ко мне в полуоборота неизуродованной половиной лица. Длинные волосы касались плеч. Кожа немного бледновата, но всё остальное так прекрасно, что хочется плакать.

Я почувствовала себя ненужной рыбой-прилипалой. Пиявкой. Бесполезным симбионтом. Но сил развернуться и гордо уйти у меня не было.

– Сколько тебе лет, Геллан? – проигнорировала я его слабую иронию. Щас, разгон возьму и закрою глаза, когда с места сдвинуться не могу, так меня припаяло к нему.

Он смотрит немного смущённо. Трепещет ресницами. На щеке – слабый румянец. Крылья надёжно прикрывают его спереди. Но и того, что я вижу, достаточно: тонкую талию, бедро, часть ягодицы и длинную крепкую ногу. Гармоничные мускулы отлично тренированного тела. О лице вообще молчу – идеальный точёный профиль.

Стоп. Смущённый? Неужели?..

– Двадцать три, – он называет свой возраст так, словно стыдится.

– Двадцать три? – восклицаю потрясённо, понимая, что аж охрипла от неожиданности. Нет, я догадывалась: он не настолько взрослый, как мне показалось при нашем эпическом знакомстве. Я тогда подумала, что ему далеко за тридцать. Вся его суровость и вот это хорошо развитое тело вводили в очень сильное заблуждение.

– Я знаю, что выгляжу старше… Но, может, ты всё же опустишь глаза, Дара? Пожалуйста.

Он больше не кажется холодным. И голос у него… Он оборачивается почти полностью, и я вижу его лицо. Наши глаза встречаются. Не знаю, кто из нас потрясён больше. Я смотрю на него. А он видит себя моими глазами. У Геллана почти не осталось шрамов. Это… так непривычно. Но я помню. Я однажды уже видела, как он выглядит на самом деле. Только… это всё равно шок.

Я пячусь задом, как недавно – Неваляшка от странного деда. Будь у меня уши, как у неё, я б натянула их на очи свои бесстыжие. А так нет сил не смотреть, оторваться, разорвать контакт. Он делает это сам. Отводит взгляд. Разворачивается спиной и решительно входит в воду.

Я вижу, как намокают его крылья. Вижу, как блестят капли воды на коже. Гладкая идеальная левая половина и вся в ужасных шрамах – правая. Но это уже неважно. Вообще неважно. Причём давно.

Не знаю, как я смогла перебороть себя, развернуться и уйти на дрожащих ногах. Внутри бушевала такая буря, что я испугалась сама себя. А ещё – верите? – в тот момент я с отчаянной яростью подумала, что не хочу, не желаю этого прекрасно-идеального Геллана, на которого теперь будет пялиться всё женское поголовье Зеосса. Что я предпочла бы, чтобы он остался прежним. Только моим. Тем, кого я полюбила вот таким, как есть, и надеялась, что однажды… А теперь разве я смогу конкурировать с этими яркими зеосскими красотками? С этими Зиргаллиями или Алестами?

Хотелось ломать и крушить. Разбить кулак о какую-нибудь твёрдую поверхность. Но я не смела так вести себя, чтобы не выдать. Только кусала до крови губы и не позволяла слезам пролиться частым дождём наружу. Дудки. Дашка Сафронова не из тех, кто рыдает от неразделённой любви. Переживу. Такие испытания нас не ломают, а только делают крепче!

Лимм

Лимм злился так, что мог разрушить до основания какой-нибудь замок. Голыми руками. Без солнечных камней. Только силой своей ярости.