– Небось сочтёшь за честь брести рядом с этим чучелом? – фыркаю я неожиданно даже для самой себя.

– Не говори так, – сверкает глазищами эта пигалица. Ого, вон оно как! – Он уже великий. О нём легенды сложены. И знаний столько, что за годы не передать хоть кому-нибудь.

– Хочешь быть его ученицей? – как всегда, язык без костей: что на уме, то и брякнула. Когита краснеет странно, не как все: только два небольших пятнышка появляются на щеках. И глазами хлопает часто-часто. Я так делаю иногда, чтобы не разреветься. – Ладно, проехали. Оставайся, конечно. Иди с нами. Только путь у нас видишь какой – не всегда цветами усыпан.

– Мне другого не нужно, – воспрянула духом девушка.

Я беру себя в руки. Отклеиваюсь от стены. Ну уж нет. Меня не так-то просто отстранить. Бреду к фургону – туда потянула Росса Геллана.

Он сидит, притихший. Росса, склонившись, колдует над ним. За её спиной ничего не разглядеть. Но я подхожу поближе. Он чувствует меня – я знаю. Вижу, как напрягается и пытается вывернуться из-под быстрых Россиных рук.

– Тебе патроны подавать не нужно? – спрашиваю нарочито небрежно и почти весело.

– Что?.. – бормочет он скомкано.

– Неправильный вопрос. Не «что», а «зачем». Чтобы отстреливаться.

Конечно же, он меня не понимает. Здесь они не в курсе, что такое патроны. Но Геллан говорил, что неплохо представляет, когда видит мыслеобразы. Пытаюсь, как могу, «показать». Он сдавленно хмыкает.

– Прекратите! – гаркает Росса. – Нашли время разговаривать!

Бедный Пуфик бегает кругами, подтявкивая. И я соображаю: видимо, Росса протянула цепкую ручонку к драгоценным мимеям.

– У него не просто порез – кожа содрана. Это удача, понимаешь? – поворачивает ко мне голову Росса. Сверкает азартно глазами.

– Не очень, – честно признаюсь я и сдуваю со лба выбившуюся из косы прядь.

Она наконец отрывается от Геллана, распрямляется, потирая затёкшую поясницу. У Геллана вся щека залеплена мимеями, как широкими бинтами. У, пиявки, присосались.

– Стакерское оружие опасно, – охотно поясняет Росса. – Не просто разящий кусок стали. Часто они обрабатывают лезвия особыми составами. Вон, кровь не останавливалась. Так-то он сам бы справился, порез ерундовый да кожа содрана.

– В чём тогда суть эксперимента? – я что-то не очень понимала, о чём она толкует. Особенно после того, как поняла, что Геллан мог из-за царапины истечь кровью и умереть. Мила сидела, прижавшись к его боку. Маленькая бледная девочка. Я завидовала ей страшно. Потому что не могла сейчас сделать того же.

– Увидишь, – Росса щёлкнула пальцами, тряхнула кудрями и ушла куда-то.

– Всё хорошо, Дара, – повторил он, как попугай, и я вдруг разозлилась.

– Что хорошего-то? Ты мог умереть из-за дурацкого пореза! Или вообще погибнуть!

– Тише, тише, – пытается он поймать мои руки. Я слишком сильно машу ими, когда волнуюсь или нервничаю. Что почти одно и то же. Почему-то хочется сделать ему больно. Может, в отместку за собственную боль в душе. Нелогично и дико – понимаю, но первый порыв – именно такой.

Присаживаюсь рядом. Нет, не совсем рядом – на пионерском расстоянии. Просто потому, что ноги плохо держат.

– Когита пойдёт дальше с нами, – ставлю его в известность, а попросту перевожу разговор в другое русло. Делаю вид, что угомонилась.

– Ты же знаешь: с нами идут те, кому по пути. И я не в праве отказать. Сейчас все успокоятся – и поедем дальше. Нет смысла здесь оставаться. Спирейту ещё долго придётся лечить раны после такого потрясения.

Он прав. Кому помешал этот городишко? Сейчас, правда, сложно сказать, каким он был. Но видно – маленький, ничем не примечательный. Я расспрашивала жителей, пока мы с Иранной осматривали раненых и напуганных детишек.

Одно я понимала: чем дальше в лес – тем страшнее сказка. Я была бы счастлива, если б удалось закрыть глаза – и открыть их уже на Острове Магов. Как жаль, что такие чудеса здесь не случаются…

Дара

Мы покидали Спирейт под вечер, не сразу. Как-то не очень хорошо мне запомнился этот тяжёлый день. Люди нехотя выходили из укрытий – боялись, никак не могли отойти от потрясений, ожидали очередных гадостей: им не верилось, что плохое закончилось.

Я впервые поняла, что такое моральное истощение, когда тупеешь не от боли в мышцах и теле, а от пустоты в душе и звона в голове. Под конец дня хотелось скрутиться клубочком под боком мшиста, спрятаться от всех, но я не позволила себе быть тупой размазнёй: помогала наравне со всеми, тем более, что Геллан, несмотря на ранение, отсиживаться не стал.