Впрочем, если бы он дошёл до края, никогда бы не сорвал печать, а продолжал бы тратить дар в обмен на жалкие капли крови. Айбин менялся, развивался, но до того момента, как появился Гай, не чувствовал себя личностью.

Прятался, скрывался, пытался быть как можно неприметнее, чтобы никого не раздражать, не злить, не вызывать агрессию или неприятие. Хотя, видит Старбог, те, что шли рядом, привыкли, перестали шарахаться и смотреть с подозрением, ожидая подвоха от коварного нелюдя.

Когда кровочмаки стали всемирным злом? Основательно – больше полувека назад, когда война стёрла грани и изменила Зеосс. Но ещё и до этого люди боялись и сочиняли небылицы, пугали кровочмаками детей. Всё дело в непохожести и силе? А может, они сами перестарались, не пытаясь понять друг друга и сблизиться? Теперь уже нет смысла копаться в прошлом. Нужно строить будущее, где всё можно изменить, если очень захотеть.

Вечер. В комнатах-клетушках остались Пиррия, Рина, Офа, Мила и Вуг. Нужно выспаться перед дорогой. Остальные собрались на заднем дворе. Малыш Гай уснул и плотно укутан в одеяло с головой. Сегодня он светился ярче, чем вчерашней ночью. Не удивительно.

Геллан и Дара. Иранна и Росса. Инда и Раграсс. Ренн и Алеста. Сандр и Айбин. Не так уж мало их, собравшихся, чтобы услышать историю Нотты. В тени притаился юный мшист. Он любопытен, как и все дети, но деликатен, не суёт нос в разговор. Предпочитает сидеть тихо и подслушивать. С его звериным слухом можно легко улавливать любой чих за версту.

Нотта ощупывает компанию взглядом. Пытается заглянуть каждому в глаза, не уверена, стоит ли доверять секреты всем.

– Не бойся, – подбадривает Дара. – Даже если бы мы собрались здесь все, ничего не изменилось бы. Думаю, все уже догадались, кто такой Гай. А кто не догадался, считал мои мысли – у вас это легко получается, потому что я как открытая книга. И потом… с нами Айбин. Ты спрашивала, сорванный ли он. Теперь можно ответить. Да, он сорванный, мы нашли его на дороге – жалким и голодным. Ренн поставил ему фальшивую печать, поэтому его ни одна ловушка не чувствует.

Нотта судорожно глотает воздух.

– Если бы я только знала… Может, всё получилось бы по-другому, но уже ничего не вернуть, – девушка прикрыла глаза и отстранилась, словно провела черту, что позволила ей говорить почти спокойно. – Я не знаю, откуда она взялась в нашей семье. Может, жила всё время и оставалась с нами на протяжении нескольких поколений. Живайя – так её звали, и я очень долго не знала её настоящего имени.

К этому привыкаешь. К тому, что рядом – рабы. Деревуны и мохнатки. Помогают, выполняют грязную работу. Реже – кровочмаки. Отец ценил их за умение подсказывать удачные сделки, но относился к ним не как к талисманам, а инструментам, что помогают торговать.

Её, лохматую и безобразную, я помню с детства. Тихая, неприметная, почти тень. Мать часто пинала Живайю ногой, как досадливую зверушку. И она терпела.

У меня большая семья – девять братьев и сестёр. Может, потому я люблю одиночество. Отец видел в нас, девочках, только выгодный товар, который нужно продать подороже. Выдать замуж. Меня это не устраивало, поэтому однажды я сбежала: мой дар звал за собой и не хотел, чтобы я превратилась в хранилище по производству детей.

Живайя упросила взять её с собой. Кровочмаки чувствуют и понимают больше людей. Никто в доме не догадался о моих дерзких планах, а она знала.

Я взяла её из жалости и испугавшись, что лохматая служанка выдаст меня раньше времени. Сложно сказать, в какой момент мы стали друзьями, а потом – почти сёстрами. Такие вещи происходят всегда внезапно.

Может, поначалу она околдовывала меня, как это умеют делать кровочмаки, но потом мы не вспоминали об этом. Совместные тяготы сделали нас почти одним целым. Не важно, кто я, а кто она. Есть вещи, над которыми не властны предрассудки.

Если бы не Живайя, не её помощь, советы, поддержка, я бы, наверное, никогда не стала тем, что есть сейчас. Она единственная никогда не сомневалась во мне.

Всё началось около трёх лет назад, в одной грязной придорожной забегаловке, коих много на теле Зеосса. Я давно не останавливаюсь в подобных местах, а в тот раз, видимо, сама Обирайна толкнула: лил дождь, дороги развезло. Наши кони не могли сделать больше ни шагу.

Живайя потом говорила, что так у них порой случается – раз и навсегда. Она увидела его – жалкого, избитого, почти потерявшего даже свой изменённый облик. Хозяин этой дыры использовал Игиша как зверушку на побегушках и заставлял подсказывать, чтобы выигрывать в карты и пятигранники.

Я выкупила его. Почти бездыханного. Думаю, если бы мы не попались на его пути, Игиш бы умер. А так хозяин загнул за раба неплохие деньги, справедливо считая, что больше всё равно ничего не поиметь с этого волосатого мешка с костями.

Живайя выходила Игиша. Думаю, больше полагаясь на чудо. Кровочмаки очень сильны и хорошо регенерируют. Слабеют от недостатка крови, но их сложно убить. Почти невозможно. Если только не исчерпать до дна их дар во вред или если сам кровочмак не решит уйти из жизни.