Игиш, почти пустой, с подорванным даром, жить не хотел. Он тихо таял и уходил, находясь в беспамятстве. До тех пор, пока не посмотрел в глаза Живайе.

Наверное, это было предрешено заранее. Любовь не поддаётся логике и законам. Любовь выше страха и смерти.

Мы отправились в неприметное селение, чтобы Игиш набрался сил и выкарабкался полностью. Я дала им крови – много крови, купила несколько быков. Не знала, что они уже всё решили. Может, если бы Живайя сказала мне, поделилась, я смогла бы уговорить подождать или… даже не знаю. Придумала бы какой-то лучший, безопасный план.

Но, наверное, они не могли ждать. Иначе не было бы малыша Гая.

Всё случилось стремительно, без возможности обратного хода. Печати сорвала Живайя. Ловушки сработали, но за ними явились не сразу – слишком далеко мы забрались.

Игиш увёл преследователей. Пожертвовал собою. Кажется, никто так и не понял, что их, сорванных, было двое. А я… увезла Живайю далеко-далеко в горы, туда, на край миров, где почти не действуют законы людей, где слабеет магия, где сила Мрачных земель диктует свои правила.

Я никогда не видела кровочмаков в истинной ипостаси. Жалкие лохматые чудовища, уродцы, над которыми каждый мог поиздеваться, превращаются в божества нестерпимой красоты. Гай… вы видели его. Совершенное тело, идеальные черты. Но взрослый кровочмак – завораживающее зрелище.

Не спрашивайте, как удалось её провезти и спрятать. Если бы не помощь, мне бы никогда не справиться. Но сила и деньги творят и не такие чудеса.

Она не могла пить кровь – иначе мы бы попались. В истинной ипостаси кровочмаков не действуют законы доверия, когда доверившийся может принимать пищу из рук друга.

Наверное, нам повезло. Там, где мы спрятались, шумела роща. Роняли сладкие слёзы азаланы – сахарные деревья с дивными цветами. Живайя пила их сок и ловила солнечные лучи. Светилась от счастья и растила ребёнка в своём чреве.

Я не могла находиться с нею рядом постоянно. Не могла довериться кому-то ещё, кроме одного человека. Но все девять месяцев, до появления Гая на свет, мы жили и дышали чудом.

Живайя никогда не спрашивала об Игише. Ни единым словом не обмолвилась, словно никогда не существовало его в нашей жизни. Наверное, ей так было проще. Может, храня его образ в сердце, верила, что он выжил.

Гай появился на свет почти два года назад – маленький, почти неподвижный человечек. Слишком бледный и слишком неживой. Он почти не светился, и нам казалось, что даже очень тихое дыхание способно оборвать тонкую паутинку его существования.

Живайя продержалась после его рождения больше года – таяла на глазах, отдавая всю себя младенцу. Мы подкармливали Гая кровью. Живайя своей, а я – животной. Но чужая кровь плохо усваивалась, малыш рос очень медленно и плохо.

Умирая, Живайя взяла с меня слово, что я заменю Гаю мать. Что сделаю всё, чтобы вырастить, поднять на ноги, не позволю ему стать жалким несчастным существом. В последние мгновения жизни Живайя улыбалась, не жалела ни о чём. Радовалась и не сводила глаз с того, ради которого они с Игишем пожертвовали всем. 

Тогда я и узнала их настоящие имена – единственное наследие, которое передам, когда Гай вырастет. Это и любовь – такую большую и необъятную, что свершила невозможное. Вопреки всему.

Малыш стал для меня всем. Смыслом, что раньше ускользал. И дело не в инстинктах, заложенных в каждую женщину. Для меня он – чудо, символ, возрождающий веру и надежду.

И если мне суждено умереть за нарушение законов, я никогда не пожалею, что переступила черту.

Нотта выпрямилась, упрямо сверкнула глазами и повторила недрогнувшим голосом:

– Никогда не пожалею. Никогда.

Замер вечер на заднем дворе. Плакала небесная девчонка, не стесняясь своих слёз. Горько кривил губы кровочмак. Страдальчески вздыхал, постанывая, мшист. Люди и нелюди сплотились. Стали ближе – плечо к плечу. И, глядя на их лица, Нотта поняла: они тоже никогда не пожалеют, что приняли мятежную певицу и спрятали от лишних глаз маленького мальчика, что пришёл в этот мир, ломая запреты и законы.

Лерран

Дважды бывший властитель не спал почти всю ночь.

После того, как ушёл Геллан, он твёрдо вознамерился поговорить с Леванной Джи, но та только подняла руки, словно хотела оттолкнуть его, отгородиться от слов, что Лерран мог произнести.

– Не надо меня благодарить, – сказала и усмехнулась, заметив, как невольно дрогнула его красиво изогнутая бровь. – Да ты и не собирался, властитель.

Последнее слово прозвучало с издёвкой и презрением. Леванна поднялась из-за стола и проплыла мимо, будто пола ногами не касалась.