Сейчас он хотел одного: уколыхать деву-воина. И она повелась, хоть и не сразу.

– Ты прав, – выдохнула влажно, и глаза её затянуло поволокой. Лерран беззвучно перевёл дух. Он подхватил её под локоть и твёрдо повёл сквозь толпу к таверне-притону, где дева, судя по всему, хозяйничала.

Через пару шагов небрежно обернулся и, кивнув головой, приказал остолбеневшим и единственным, кого не коснулась его сила, Геллану, Сандру и Ренну:

– Помогите. Мы запрём его до завтра. С ним разберётся высший суд и назначит достойную меру наказания. Гайдан не достоин умереть быстро.

Большего и не понадобилось. Стакеры и маг подхватили тело и пошли вслед. Ханниру повело окончательно: она шла, шатаясь и спотыкаясь, не могла отвести зачарованного взгляда от Леррана.

Они заперли бездыханное тело в какой-то каморке, следуя за слабым указанием трепещущей руки. Леррану пришлось поцеловать её, чтобы окончательно спутать и без того скачущие и одурманенные мысли.

– Пожалуйста…– полустон, полурыдание. Ханнира плавно стекла к его ногам.

Какое счастье, что в полутёмном зале пусто – все остались на площади. Ренн неслышно оказался рядом. Обхватил голову женщины руками.

– Сейчас она обо всём забудет. И наши лица – тоже. Он ввинчивал большой палец в лоб Ханниры. Закатив глаза, дева обмякла окончательно.

Ренн недовольно вскрикнул.

– Наложилось, шаракан побери! Будем надеяться, что она сильная и выдержит!

– Что выдержит? – Лерран брезгливо кривил губы, разглядывая волнение мага. Тот поднял на него сердитые глаза.

– Твою и мою силу, болван. Есть опасность, что она не просто всё забудет, а с ума спятит. Будет пускать пузыри, как младенец.

Лерран лишь пожал плечами:

– На войне всегда кто-то оказывается проигравшим. Побеждённым. Ей не повезло.

– И тебе совсем не жаль девушку? – Ренн смотрел на него, как на диковинное насекомое.

Лерран твёрдо посмотрел в глаза магу.

– Нет. Не жаль. Посмотрел бы я на тебя, когда эта милая девушка взяла бы тебя за шкирку и понесла на расправу толпе, если бы ты вдруг что-то не то брякнул.

Ренн хотел возразить, но его перебил Сандр:

– Там есть потайная дверь, выход на другую улицу. Кажется, пора уходить. Спорить будете потом.

Пока они возились с Ханнирой, Геллан привёл в чувство пострадавшего болтуна.

– Идти сможешь?

Тот неопределённо мотнул головой, но на ноги поднялся. Геллан и Сандр поддержали его и повели, как пьяного товарища. Никто не обратит внимания: слишком много в Критисе бродит грязных выпивох.

Они выбрались на волю, шагнули из полуподвала на свет, поднялись по ступеням и вышли на ещё одну почти чистенькую улочку. Слева, на перекрёстке, увидели родные возы. Лерран услышал, как почти неслышно перевёл дух Геллан. Надо же, идеальный и почти непробиваемый властитель тоже умеет переживать.

Словно по команде, ускорили шаг. Геллан и Сандр почти волокли на себе избитого и полуживого незнакомца. Ренн и Лерран шли сзади, зорко поглядывая по сторонам.

– Их ещё какое-то время будет шатать, – пояснил зачем-то Лерран. Маг бросил на него быстрый взгляд и упрямо сжал губы. Видимо, чтобы не спросить ничего. Какие все интересные.

Леррана забавляла вся ситуация в целом. До тех пор, пока не понял: если бы не слова Небесной, он бы ничего подобного делать не стал. Просто наблюдал бы со стороны. Возможно, помахал бы оружием и кулаками, помогая стакерам вызволить бесполезное тело.

Лерран подумал: и его «повело» после всего одной фразы. Может, у Небесного груза куда больше сил, чем он думал? Бесполезная девчонка – так, кажется, он когда-то, миллион лет назад, сказал Пиррии?

Он так крепко задумался, что не видел, что творится вокруг. Не заметил, как болтуна закинули в фургон к мшисту. Не обратил внимания, что возы тронулись и поехали резвее.

Поймал только долгий взгляд Леванны Джи. И то только потому, что уловил непривычную щекотку внутри. Невольно погладил ладонью грудь и вскинул глаза. Тёмные сочные перезрелые вишни. Он хотел их видеть. Хотел вглядываться и читать хоть какие-нибудь знаки.

Потянулся вслед, но Леванна уже отвернулась. Привычно зацепился взглядом за её спину. Его личный якорь. Единственный человек, который не мог его ненавидеть. Презирал – да. Обижался – да. Что угодно, только не ненависть. По крайней мере, ему хотелось в это верить. И он верил, вопреки всем доводам холодного рассудка.

Дара

Пока мы не выехали из Критиса, меня трясло. За тем, что случилось на площади, наблюдала издалека. Часть представления прошла без нас.