– С добрым утром, философ всех времён и народов! – поприветствовала Дара хмурую фигуру. – Драна нет, прости.

– Вижу, слава моя долетела и до забытых дикими богами селений, – передёрнул плечами Барк, пытаясь удержать губы на месте. – Айбингумилергерз, любезнейший, не будешь ли так добр порадовать старого друга жизненно необходимым в данных обстоятельствах лекарством?

– Не буду, – склонил всклокоченную голову кровочмак.

– Образина ты лохматая, а не товарищ! Сморчок кровочмаковский, тварь трусливая! – Барк выговаривал ругательства с истовой горячностью, вкладывая в слова гнев и раздражение. – Не иначе как не обошлось без твоих мерзопакостных лап! Только такие, как ты, смеют обирать беззащитных странствующих философов и лишать их хлеба насущного! Верни дран, прошу тебя по-хорошему!

Кровочмак только ухмылялся и жмурил глаза.

– На вот, поешь, болезный, – протянула миску с едой Росса. – Еда она полезнее будет, чем всякая дрянь.

Барк затряс головой и застонал от боли. Лицо перекосило гримасой страдания. Он быстро сложил руки на груди, чтобы не показать, как трясутся его ладони. Сейчас он вряд ли бы удержал плошку.

– Делаем привал, – скомадовал Геллан. – Отдыхаем, греемся, ужинаем.

Барк продолжал восседать на подножке фургона, как старая больная птица. Да он и так не совсем здоров. Обхватил руками костлявые плечи и, уже не скрываясь, трясся, находясь на грани между бодрствованием и забытьём.

Вокруг сновали люди, переговаривались, смеялись, разжигали костры, но философ ничего того не видел. Возможно, только звуки долетали до его воспалённых мозгов.

Айбин покачал головой.

– Пей! – жёстко приказала Иранна и почти насильно всунула в плотно сжатые губы горлышко склянки. От неожиданности Барк сделал пару глотков, задохнулся и зашёлся в кашле.

– Ты отравить меня вздумала, о, коварная женщина! – взревел он, отталкивая руку муйбы.

– Пей! – не сдалась Иранна и заставила философа сделать ещё пару глотков. Через время трясучка отпустила Барка.

– Пойдём, здесь горячий ключ неподалёку, – позвал его с собою Геллан. – Будем возвращать тебе нормальный облик.

Барк обречённо поплёлся вслед за стакером.

Вернулись они, когда сварился суп и допревала вкусная крупяная каша с мясом. Очень тихий Барк в чистой одежде и молчаливый Геллан.

– Ой, да ты почти хорошенький! – бесхитростно похвалила Барка Дара. Айбин прикрылся рукой, чтобы не рассмеяться вслух. Тарелку Барк так и не взял: руки жили своей жизнью и продолжали трястись, хотя тело от Иранниного пойла успокоилось, а взгляд прояснился.

– Где вы взялись на мою светлую голову? Кажется, я мечтал о смерти от рук прекрасной девы Ханниры. Это ли не замечательный во всех смыслах конец? Я был полон смысла и высшего света, сказал, что хотел и готовился увидеть серебристый знак, указывающий направление к Небесному Тракту.

– Ты был полон драна и умер бы, как червяк, – без идеи и смысла. Для таких заказан путь в место, где обитают почившие великие философы, – не удержался от сарказма Айбин. Барк сверкнул глазами.

– Не можешь удержаться, да? Чтобы не вынуть из меня печень и не клюнуть в темя. Отдай дран, вор. Видишь, плохо мне.

– Хватит ворчать, – неожиданно отозвалась Алеста и присела рядом с Барком. – Сиди смирно, я покормлю тебя, раз уж совсем беда.

– Дикие боги! – осклабился философ и уронил голову на грудь, отчего чистые волосы мягкой волной упали ему на глаза. – Кого я вижу? Матушка вечная пришла покормить несчастного Барка с ложечки? Какая честь! Какая радость!

Алеста ловко заткнула ему рот едой.

– Я тебе не матушка – заруби на своём десять раз сломанном носу.

– Сломаешь ещё раз? – поинтересовался философ и жадно потянулся за следующей ложкой еды. Он хлебал горячий суп с наслаждением, постанывая от удовольствия и от боли в разбитых губах.

– Надо будет – и сломаю, – сурово свела брови Алеста.

– Доброта твоя, матушка, бесконечна, как круг, и вечна, как ты сама. Может, и выпить дашь бедному философу? Чтоб здоровье поправить?

Алеста не ответила и заткнула рот болтуну очередной ложкой с супом.

– Больше тебе выпить здесь не дадут, – припечатал Айбин, позволяя себе наконец-то расплыться в издевательской улыбке. – Привыкай, друг Барк. Твоё завтра уже пришло, и оно, увы, или к счастью, будет очень трезвым.

Философ обречённо вздохнул и закатил глаза.

– Иногда надо уметь проигрывать, – сказал он смиренно. – Иначе я бы никогда не стал философом. Кажется, пора знакомиться? Всегда рад видеть твою мерзкую рожу, Айбингумилергерз. Представь меня, пожалуйста, почтенному обществу.

Барк

Когда-то он поклонялся Старбогу и пережил войну, что изменила Зеосс, – откинула развитие на много шагов назад, стёрла прошлое и вложила другую жизнь в бесконечно меняющиеся ландшафты.

Обирайна обошлась с ним жёстко, посмеялась, и, сложись всё иначе, он бы не отказался пройти другой путь.