Рина исподтишка пыталась научить простым магическим штучкам, пока Ренн не уличил нас и не разбушевался.

– Ты в своём уме? – сверкал он глазами и повышал голос. – Нельзя начинать с этого! Вначале не мешало бы узнать ёмкость резерва, мощь стихии. Мила сейчас больна, силы уходят, как вода уплывает, ты же могла опустошить её до дна!

Мы стояли с красными лицами, как мелкие бездарные воришки, которых поймали на горячем. Рина глотала слёзы. Мы понимали: Ренн прав, но мог бы и помягче с сестрой. Неизвестно, чем бы закончилось его бурное воспитание, если б не Алеста. Она всегда на мага действовала успокаивающе, как волшебная палочка.

Мне кажется, вечная дева наслаждалась своим могуществом над Ренном. Ещё бы: большой сильный маг, видный мужик, если честно, разве что не ел с её рук, и готов был сделать что угодно, только бы Алеста улыбалась ему, разговаривала, позволяла о себе заботиться.

Все давно не обольщались по поводу Алестиной беспомощности, но никто, кроме Барка, не рискнул её разоблачать. По-моему, всем нравилась игра в слабую женщину и сильных мужчин, готовых помочь, уберечь, заслонить широкой спиной.

Барк решил, что его философские бредни тоже не помешают нашим бедным головам. На удивление, с ним оказалось очень легко. Я ожидала занудных лекций, непонятных материй и заранее тосковала, думая, как бы улизнуть. Но Барк умел удивлять. Не зря он называл себя великим философом прошлого и настоящего.

Чёткая литая речь, умение владеть голосом и вниманием. Он словно околдовывал. Все его рассказы – яркие и сочные. Я порой ловила себя на том, что не слушаю, а будто кино смотрю – настолько красочные истории и образы слетали с Баркового языка.

Даже скромная Инда и молчаливая Леванна Джи делились знаниями. Жаль только, ученицы достались им так себе. С Милой понятно: её сила развивалась, но осторожно, потихоньку. Мы следили, чтобы девочка не перенапрягалась, но она и сама чётко знала, сколько может принять, чтобы не сделать себе хуже. Ну, а мои способности лучше оставить без комментариев.

– Не всё сразу, – успокаивала меня Иранна, – а я, собственно, не пыталась ей объяснить, что совсем не расстроена, а, если по-хорошему, тупо боюсь всех этих штучек-дрючек.

Айбин понимал, но не спешил делиться моими тайнами с другими.

– Ты зажимаешься, – ворчал, когда никто нас не слышал. – Это не очень хорошо, Дара. Сила копится, и однажды бабахнет. Но пока пусть остаётся, как есть, раз тебе так легче.

Я всё это к чему? К тому, что ничего не понимаю в зеосской магии. Дня через три, после того как мы выпустили крылья Геллана на волю, Росса решила, что пора. Пора сделать ему операцию, если говорить русским языком. Вот так, считай, в чистом поле, без особой подготовки, в антисанитарных условиях. Я жутко струсила, а ей хоть бы хны. И, что самое страшное, твердолобый Геллан согласился.

* * *

– Может, лучше мы доберёмся до какого-нибудь городишка или селения? – канючила я, страшась того, что все уже приняли как неизбежное. – Кто в здравом уме подобное вытворяет посреди грязной дороги, на холоде? Это варварство, слышишь? Мало того, что неизвестно чем закончится, так можно ещё и заражение крови получить.

Росса лишь улыбалась в ответ на мою истерику.

– Всё будет хорошо, – отделывалась она фразой, от которой меня уже тошнило, и уходила в себя.

– Ей нужно сосредоточиться, а ты мешаешь, – мягко упрекнула меня Иранна. – Сама Росса тебе ничего не скажет, но прислушайся хоть ко мне.

Бесполезно. В меня словно бес вселился. Я продолжала скакать вокруг Россы, как папуас с бубном. Ошалевший мозг рисовал одну картину страшнее другой, пока Геллан не забрал меня с собой. Просто взял за руку и увёл, как порой мы уводили Гая от интересных, но ненужных или опасных для него вещей.

– Ладно она, – накинулась я на Геллана, – с ней всё понятно, но ты хоть понимаешь, что это опасно? Почему именно здесь и сегодня?

Он сочувственно погладил меня по руке.

– Потому что сегодня лучший для этого день. Лендры, подобные Россе, чувствуют это. Спроси хоть у Офы: дети тверди безошибочно определяют самые безопасные дни, когда легче всего заживают раны, когда можно начинать новые дела. Успокойся, Дара. Не нужно бояться. Я вот не боюсь.

– Да ты никогда ничего не боишься, – возразила я и сдулась. Спрятала руки в карманы, чтобы он не увидел, как мелко дрожат пальцы.

– Почему же. Боюсь. Иногда. Но недостойно мужчины выказывать страх, – Я хотела было спросить, чего же Геллан боится больше всего, когда он пояснил сам: – Больше всего я боюсь не успеть. Опоздать. Подвести. А это, – он взмахнул искалеченным крылом, – боль или досада, на которые можно не обращать внимание. Я дал согласие, поэтому спокоен и готов. Тем более, ты знаешь, что крыло никогда не станет прежним.

Я сникла. Всё-таки слышал. Потом подняла глаза и возразила:

– Росса сказала, что сумеет помочь. Нужно верить. И точка. Геллан кивнул, соглашаясь, но я понимала: он просто не хочет спорить со мной.

– Я попрошу… Дара. Лучше тебе не находиться со мной рядом, когда Росса…

– Нет-нет-нет! – запричитала я, испугавшись, что он меня отправит куда подальше, и я не смогу ни видеть, ни знать того, что случится. – Я с ума сойду! Не гони меня, пожалуйста. Ты обещал мне, что всегда будешь рядом. Вот и я хочу, мало ли что эта Росса придумала.