Я бы мог еще оправдываться за то, что согласился на обратную коррекцию и восстановление памяти: ну, слаб человек, кто бы не проявил любопытства к истории своей жизни? Но здесь пролегала черта, красная и жирная. И я выдохнул и шагнул через нее.

Прежде чем «убирать пианино» Адам выждал двое местных суток, чтобы алкоголь выветрился. Потом загнал меня под БП. Для начала без фармацевтики.

И вывел на экран хитросплетения нервов, когда я очнулся.

— Ну, где «пианино»? — спросил я. — Показывай.

— Которое из пяти? — хмыкнул Адам.

— Пяти?

— Я нашел пять кнопок. Возможно, есть еще.

— Ройтман ко мне по-особому или это госстандарт?

— Госстандарт для Е-5.

— F-5.

— Да, какое у тебя F-5! Это они тебя так воспитывали!

— Давай начнем с активированной.

И на экране появился особенно тугой пучок нервов с явным центром. Действительно, похоже на кнопку.

— Она самоподдерживающаяся, — заметил Адам.

— Это как?

— Очень просто. Текст запускает достраивание нейронной сети. То есть, на пальцах. Ройтман рассказал тебе, какой ты ответственный и как не хочешь снова развязывать войну. И ты начал размышлять на тему: «Он кругом прав, то есть совсем абсолютно прав, я ответственный и не хочу никакой войны». И достроил здоровый кусок. Но это ты, он не имплантированный. Имплантирована только кнопка. Поэтому вопрос: мы только клавишу пианино убираем или твое свободное творчество тоже?

— Только клавишу.

— Ну, хоть так.

— Остальные кнопки, что делают?

— Остальные довольно стандартные и попроще. Одна блокирует мелкую моторику: то есть при ее активации ты не сможешь ни в кого выстрелить, просто потому что тебя пальцы не слушаются. Одна усыпляет. Одна просто вводит в ступор: садишься на пол и ждешь, когда тебе заломят руки.

— Эти все сносим!

— Договорились.

— А пятая?

— Еще одна сложная с самодостраиванием. Неприятие убийства. Есть текст, где говорится, что ты сыт убийствами по горло и ни в коем случае не хочешь повторять то, что случилось двенадцать лет назад.

— Действительно не хочу.

— Активировать что ли?

— Не-а. Убрать.

— Слава богу!

— Слушай, Адам, а это какая статья?

— А?

— То, что мы сейчас собираемся делать, какой это блок?

— Экое праздное любопытство!

— Я бы сам посмотрел, да кольца нет.

— Е-два. По тессианским законам. По уложению Кратоса, по-моему, Е-3. Ну, если не привело к тяжелым последствиям. То есть, если ты, Анри, после этого никого не убьешь, не захватишь в заложники, не взорвешь и не начнешь войну с Кратосом.

— А если привело?

— Тогда по совокупности. Ты пойдешь как исполнитель, а я как сообщник.

— И на сколько потянет?

— Если без последствий где-то год, максимум два, учитывая твою экстраординарную общественную опасность. Тебе просто все имплантируют обратно, как было. А меня лишат лицензии навечно. И все жестко и под кондактином, хорошо известная тебе глубокая коррекция. Но это, если конечно ты по-прежнему жаждешь принести повинную голову и броситься в ножки Хазаровскому.

— Ему не надо бросаться в ножки, он прогрессивный. Можно исповедоваться, сидя рядом на диванчике.

— Думаю, результат не зависит от дислокации.

— Адам, а убить так человека можно?

— Управляющим текстом?

— Угу.

— Можно запрограммировать на самоубийство. Но это незаконно. Ни в одном центре не делают. Метод пиратов и спецслужб. Не думаю, что тебе такое имплантировали.

— Будем надеяться.

— Ну? Пару шприцов кондактина во славу свободы?

— Клавиши под кондактином надо сносить?

— А ты думал?

— Да, ладно, у тебя же кондактин-лайт. Шикарный препарат тессианского производства. «Кот-де-Версай». Под Версай-нуво ведь Психологический Центр? Ты там работал?

— Угу!

— Прямо сейчас?

— Если не против.

Я кивнул и начал расстегивать манжету рубашки.

Утром зашел Эжен. Я принимал его прямо в постели, сидя облокотившись на подушки.

— Извини, что я в таком виде, — сказал я. — От зелья Ершинского очень под лопаткой болит, пошевелиться не могу.

— Да, ладно, — улыбнулся Эжен. — Какие церемонии! Свои люди.

Хозяин зелья присутствовал здесь же.

— Адам, как он? — спросил Эжен. — Много сделали?

— Убрали простые выключатели: на сон, на ступор, на моторику. Сложные еще впереди. Анри и так герой.

— Как насчет базы? — спросил я.

— Ги категорически против, — вздохнул Эжен.

— Дюваль боится, что я украду у него армию?

— Говорит, что рано, — пояснил Эжен, садясь рядом в кресло. — Что ты не адекватен.