— Это ведь его идея меня выкрасть?

— Да, его.

— И теперь бережет армию? На что он рассчитывал?

— На то, что ты станешь прежним, — вздохнул Эжен.

Я пожал плечами и поморщился от боли.

— Стараюсь. Но вряд ли это возможно. А куда можно? Скажем, в Баобат?

— Нет.

— Боится, что я смоюсь?

— Конечно.

— А, в чем проблема? Он все равно не сможет использовать меня так, как ему хочется. Он этого еще не понял? Где новейшая база я все равно не знаю. Есть ведь новейшая?

Эжен молчал.

— Ну хорошо, — проговорил я. — Бог с ней. Кратос все равно не будет ввязываться в войну с Махди. Отпустили бы вы меня, добрые люди!

Эжен отвел глаза.

— Куда все-таки можно? — спросил я. — В оазисы салафитов?

— Хочешь посмотреть, как руки рубят?

— А чем не развлечение?

— Ладно, спрошу.

Что-то я сомневался, что мне понравится смотреть, как рубят руки. Зеркальные нейроны Адам не трогал, да я бы ему и не дал.

Через два дня Адам объявил, что убрал все «кнопки». А еще спустя неделю, когда у меня, наконец, перестало нещадно ныть место укола, мне устроили экскурсию в оазисы. Сопровождающих было четверо, считая Адама: широкоплечий невысокий Симон, веселый Рауль и еще один мой бывший полевой командир — светловолосый и стройный Бернард Тибо, чем-то похожий на погибшего Мартина, но не умеющий ни играть на гитаре, ни петь. И все вооружены до зубов. Почет, почти, как у Ройтмана.

Падение по хорде до оазисов заняло часа два, из чего я сделал вывод, что до туда две-три тысячи километров. В павильоне метро нас ждал новенький гравиплан цвета охры, мы загрузились туда, и дверь отъехала в сторону.

И мы вылетели под ослепительное солнце пустыни.

Оазисы мы увидели с воздуха, и это было необыкновенно. Амина здесь разлилась дюжиной бирюзовых озер в обрамлении пальм в долине между почти белыми песчаными дюнами. И вдоль них раскинулся город. Мне казалось, что двенадцать лет назад он был гораздо меньше: поселок. Теперь по берегам озер разбросаны белоснежные каменные дома, сады и мечети и виден рынок с белыми крышами павильонов. Я помнил: чего там только нет.

Мы приземлились у въезда в город, и наш гравиплан был далеко не единственным. Местное население при всей любви к традиции некоторые достижения цивилизации отнюдь не презирало. У оконечности озера я заметил вышку дальней связи.

Мы спрыгнули на бетон стоянки. Солнце палило нещадно, и мы повязали на головы, как банданы, белые платки, думаю когда-то купленные на этом же рынке.

— Пальмы с Земли? — спросил я Адама.

— Да, финики в основном. На рынке их до хрена.

— Сходим?

— Ну, давай!

Ох, как же давно я не был на базаре! Мы шли по дороге между пальм, цветущих агав с гроздьями белых колокольчиков, розовых и красных олеандров и какой-то пышно цветущей розовым и сиреневым местной растительности с даже вполне сносным запахом.

Мы нырнули в спасительную прохладу рынка. Здесь имелся небольшой фонтан и явно работали кондиционеры.

— У них здесь электростанция? — спросил я.

— Конечно, — кивнул Рауль. — В пустыне, солнечная.

Рынок, базар, торговая площадь всегда были для меня воплощением и свидетельством жизни, а не грязи и обмана. Я даже умел торговаться не хуже Эжена, хотя делал это из спортивного интереса, а не ради выгоды.

Одетый в белый балахон и чалму торговец финиками задрал цену до небес, и я с удовольствием минут за пятнадцать спустил ее на землю. Адам был доволен и расплатился. Кроме фиников мы накупили апельсинов, баранины и местного кофе в зернах. Носильщиком, как и кошельком пришлось работать Адаму как наименее функциональному в качестве охранника.

Наконец, мы остановились у прилавка с россыпями колец связи, по любой цене и на любой вкус. Купить я их не мог по причине отсутствия кольца и денег.

Просить Адама было бессмысленно. Украсть что ли?

Последняя мысль показалась мне настолько отвратительной, что я побыстрее затолкал ее куда-то на периферию сознания по причине ее полной неприемлемости. Причем мое отвращение было никак не связано с перспективой отрубания рук, мысль была отвратительна сама по себе, независимо от последствий. Интересно, это до коррекции тоже было так? Или имплантированная реакция? Адам ведь не все еще убрал. Да и с чего ему это убирать?

Да! Самый опасный человек на Кратосе, который не может позволить себе украсть грошовое кольцо с арабского прилавка!

Я почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял глаза от такой соблазнительной россыпи колец связи и увидел, что справа от меня и чуть поодаль стоит человек, явно не с Дервиша, да и не с Махди. Высок, строен, черные волосы собраны в хвост, довольно пышный и выбивающийся из-под банданы, такой же белой, как у нас, но расшитой золотом по краю.

Человек очень красив, черты лица правильные и тонкие, свидетельствующие о примеси крови желтой расы, но разрез глаз европейский, глаза темные, но кожа белая, как у уроженца Севера.