— Мы сейчас будем обсуждать закон о праве на оружие, — нетерпеливо говорю я, — или наконец туда войдем?

Я отстраняюсь от машины шерифа. Я устал от ссор и этой безысходности. С каждой утекающей минутой могу думать только о том, что буду делать, если с Тессой что-то случится. И что совершенно странно, теперь, когда знаю, что с Марком не так, я даже не могу злиться на него. Весь мой гнев проецируется на единственного виновника в этой игре — Гарри.

— Если мы пойдем туда, он застрелит ее.

— Может быть, — подчеркиваю я. — Или нет.

Я смотрю на дом, на занавески и на веранду, где нервно мечется Трикси. Даже она чувствует опасность. Наше беспокойство давно передалось псу.

— Я не потеряю Тессу, — заявляю я, глядя шерифу прямо в глаза. Уже только от того, что произношу эти слова, мне как будто пережимает глотку. Как я мог оставить ее одну? Как мог позволить этому случиться? После всего, что произошло.

Я двигаюсь, приближаясь к рядом стощему полицейскому так быстро, что тот понимает, что случилось, только когда я, забрав у него пистолет, нахожусь уже на полпути к дому. Пригнувшись, подхожу к зданию, в котором вырос, которое всегда считал самым безопасным местом в мире. И когда мне в голову приходит эта мысль, я задаюсь вопросом, будет ли Тесса когда-нибудь чувствовать себя здесь снова в безопасности. Если мы переживем это, то клянусь Богом, тогда я позабочусь, чтобы она снова была здесь в безопасности. Я никогда больше не оставлю эту женщину. Наплевать на «оставаться только друзьями», мы не друзья. Мы — намного больше, чем это.

— Что ты делаешь? — спрашивает Джордж.

— Верните оружие, — требует кто-то.

— Я сейчас кое-что сделаю, — говорю я, оборачиваясь, чтобы убедиться, что ни один из этих идиотов не целится в меня. — Мы бездейстовали достаточно долго.

— Мы ни в коем случае не позволим вам войти в этот дом и застрелить шерифа.

Я улыбаюсь

— Он уволился. Или все-таки нет? Вот почему он здесь с машиной шерифа?

Ни слова в ответ.

— Он не возвращал машину.

— Можете стрелять в меня или нет, но сейчас я пойду туда, — серьезно говорю я.

Поскольку никто больше ничего не говорит, я пробираюсь к задней части дома, где есть картофельный погреб с желобом, который конечно крут достаточно, чтобы сломать себе шею. Но что такое моя шея, по сравнению с тем, что я хочу спасти женщину, которая держит в своих руках мое сердце.

Я открываю одну из двух створок, сажусь на край желоба и съезжаю вниз, примерно за один метр от пола падаю на твердый бетон, но смягчаю удар кувырком. Здесь темно и прохладно, пахнет картошкой, хотя уже многие годы тут ничего не хранится. Свет, который падает через проем, освещает всего на метр, дальше полная темнота, но я полагаюсь на то, что Тесса изменила здесь, в подвале, так же мало, как и в остальной части дома. Если так, то я смогу двигаться в помещении, не сталкиваясь с какими-либо препятствиями, потому что тут на стенах только полки с сидром и инструментами. Я ненавижу тьму. Меня слишком долго окружала тьма, чтобы не запаниковать. Я вдыхаю и выдыхаю, чтобы перенять контроль. Не сейчас.

— Тесса. Ты должен спасти ее, — шепчу я. Познесенное вслух ее имя помогает взять себя в руки.

Тем не менее, я осторожно ставлю одну ногу перед другой, прислушиваясь к звукам сверху, но пока все тихо. Слишком тихо. Что начинает меня беспокоить и вызывает всевозможные фантазии о Тессе, лежащей в крови посреди кухни: зарезана, застрелена или не кровавый вариант — задушена. Фантазии, которые смешиваются с реальными изображениями замученных, избитых, изнасилованных женщин. Я сжимаю пистолет сильнее, чтобы мои руки перестили трястись. Снова держать оружие — по-настоящему дерьмовое чувство. Но сейчас я не должен думать об этом, я должен сосредоточиться на своей цели.

Занавески на кухне запахнуты, так что, скорее всего, оба там, то есть прямо за дверью, ведущей из подвала. Если они, конечно, не поменяли комнату, а затянутые шторы — просто отвлекающий маневр. Специально или нет. Если мне повезет, и они на кухне, то Марк, надеюсь, следит за двумя входными дверьми, а значит, дверь подвала у него за спиной. Я мог бы открыть ее, убедиться, что в руках у него нет оружия, и вырубить его. Или я нажму на курок, если он держит винтовку в руках.

Лоб покрывается испариной. Нажать на курок. Выстрелить в человека. Выстрелить в того, кто когда-то был моим другом. Застрелить. Убить. Я останавливаюсь, когда моя нога упирается в нижнюю ступеньку.

— Кого-то убить, — шепчу я, понимая, что не смогу. Мое сердце колотится, колени дрожат, я едва могу дышать. — Черт, сконцентрируйся.

— Марк, нет, — слышу я, как громко кричит Тесса, и ужас в ее голосе растворяет все мои страхи. — Там никого нет, это просто происходит в твоей голове.

Марк глухо смеется.

— В моей голове? Там снаружи стоят все люди, которых я знаю. Даже моя мать. Они здесь, чтобы заполучить меня, как говорит голос.

— Проклятье, — стону я.

Я помню сказанное матерью Марка, что не имеет значения, если кто-то говорит, что все нереально. Для больного все реально. Он никогда никому не поверит.

Я торопливо поднимаюь по лестнице и притормаживаю у двери. Мне хотелось бы распахнуть ее и просто ворваться на кухню, поэтому нужно собраться. Любое неосторожное движение может поставить Тессу под угрозу. Я глубоко вдыхаю, затем медленно открываю дверь погреба и через секунду уже знаю расстановку сил. По крайней мере, в той части кухни, которую вижу. Тесса сидит на стуле. Перед ней стоит еще один пустой. Я не вижу остальной части кухни, потому что она за дверью. То есть, если повезет, дверь все еще может быть за спиной у Марка. Или он стоит так, что уже давно заметил, что она приоткрылась.