– Заработаю немного, но я все деньги буду тратить на котлеты.

– На котлеты?

Перед лицом этой новой решимости Степан снова обратился к Василисе Петровне.

– Василиса Петровна! А может, она и правильно говорит? Подожди, товарищ Нина, вот сделаем... это самое... Керенского выгоним, другая жизнь равно не заработаешь. Да и какая там у тебя работенка? Книжки будешь выдавать?

– И книжки выдавать. И спектакли ставить. Сегодня будут сцену устраивать.

– В столовой?

– В столовой.

– А этот... Убийбатько?

– По шапке. Аппарат у него купили.

– Ты купила?

– Не я, а заводской комитет.

– Наш комитет?

– Завода... Пономарева... И железнодорожники помогли...

– Да когда же вы успели?

– Прозевал, Степан Иванович.

– Прозевал.

– А у нас уже и репетиции идут.

– Это что такое? Представление будет?

– "Ревизор" Гоголя.

– Ревизор? Видал такое представление. Там этот... приезжает. Я,

говорит, ревизор, а потом оказывается, обыкновенный соглашатель. Так где же ты этих наберешь... актеров?

– Да уже репетиции идут. И Алеша играет.

Степан закричал:

– Алеша?!

Даже и Василиса Петровна тихонько вскрикнула:

– Алеша?

Возгласы удивления были так выразительны, что и капитан просунул голову в дверь. Степан сорвался с табуретки, протянул к капитану руку:

– Мы тут с тобой сидим, а они представление делают!

Капитан взялся за пояс и смело вступил на кухню:

– Представление?

– Мы и на вас рассчитываем, у нас некому играть Тяпкина-Ляпкина.

Степан все кричал в одном тоне:

– Алешка в актеры записался! Вот жизнь пошла, не поспеешь никак!

Василиса Петровна, наконец, опомнилась:

– Да когда же он успел?

– А вы разве не знали?

– Какой же человек!
– Степан никак не мог прийти в себя.
– Ничего не сказал. Видишь, капитан, как они тайно делают?

В сенях стукнули дверью.

– Алешка идет!
– закричал Степан.
– Вот я у него спрошу: почему тайная дипломатия?

Алеша вошел из сеней, хотел было палкой пырнуть Степана в живот, но увидел Нину, покраснел, засмеялся смущенно:

– Нина! Что такое? Как это с вашей стороны... Ах, какая вы! Мама, вы познакомились?

Степан озлобленно махнул рукой:

– Да что ты: мама, мама? Ты говори, почему такое? Почему секреты? Представление играешь, а мы? Как остолопы, ничего не знаем!

– Представление? Нина, вы рассказывали?
– Алеша, расстроенный, опустился на табурет, как был, в шинели.

– А разве нельзя было, Алеша?

– Да... понимаете, я забыл вас предупредить... Я, мамочка, сюрприз хотел для тебя сделать. И для батьки. "Ревизор"... Сюрприз, но теперь еще лучше сюрприз: как это замечательно, что вы пришли! Знаете, что? Вы у нас будете обедать...

– Некогда нам обедать, - сказал Степан, - нам нужно идти квартиру нанимать.

– Вы решили, Нина? Вы решили?
– Алеша схватил ее руки, заглянул в глаза.
– Неужели решили?

Нина обратилась к нему, подняла спокойные, ласковые, улыбающиеся глаза, прошептала только для него одного:

– Решила, Алеша.

Василиса Петровна следила за ней внимательно, с осторожной, немного сомневающейся симпатией, потом пожала плечами:

– Какие времена настали? Раньше люди богатства добивались, а теперь бедности добиваются. И еще смеется.

Нина поймала ее руки, сложила вместе, подняла вверх, опустила на старый фартук.

– Василиса Петровна! Не бедности добиваются, а счастья.

Василиса Петровна смотрела ей в глаза, не отняла рук:

– Значит, счастье у нас, на Костроме? Здесь его никогда не было.

– А теперь будет.

Даже Степан притих перед этими вопросами, быстро завозил ладонями по усам. Не утерпел:

– Верно. Вот какая ты разумная женщина, товарищ Нина. Просто даже не верится. Счастье, оно... какая смотря компания. А теперь компания большая будет. А бедность - чепуха. Бедность, понимаешь, когда у человека духа не хватает. Идем, Нина, нанимать квартиру.

– Успеете нанять, - сказала Василиса Петровна.
– Сейчас придет отец, будем обедать. Обед сегодня варил... товарищ Михаил Антонович.