Сегодня я явно удивляю её и себя.

— Пока нет.

— Могу забронировать вам места, — предлагаю я.

— Там громко, — вздохнув, Эмма словно чувствует себя неловко. — Сара может напугаться.

— ВИП ложа за стеклом, там не особо громко.

— Я постараюсь, если не будет много работы.

Поджимаю губы и стараюсь не сжимать стаканчик, который молит о пощаде. У меня просто глюки, стаканчики не умеют разговаривать. Получается выдавить кивок.

— Спасибо, — она говорит это так, как будто прощается, но я, вероятно, хочу то ли себя добить, то ли подняться в её глазах, потому что следующий вопрос слетает с губ совершенно необдуманно в сторону её дружка:

— Любишь хоккей?

— Обижаешь, — улыбается парень. — Это в нашей крови.

Тогда Алестер определённо родился и вырос в Гвинее, потому что на дух не переносит всё, где в предложении есть клюшка, шайба, лёд, ворота. Если не ошибаюсь, Эмма думает о том же, о чём и я, судя по улыбке.

— Могу достать билет.

— Было бы круто.

— Даже не спросишь, кто играет?

— Я в курсе, — кивает парень. — Победа точно за вами.

Кажется, теперь действительно всё, но меня немного передергивает, когда он не скрывает, что знает меня, знает, чем я занимаюсь и кем прихожусь Эмме и Саре. Мне больше нечего спросить или сказать. Приходится приказать самому себе сдвинуться с места.

— Ладно… — слабо улыбаюсь, возвращая взгляд к Эмме. — Я приеду вечером.

— Я предупрежу Сидни.

Лучше бы ты осталась дома, и мы провели время вместе, как семья, конечно, которой не совсем являемся.

Рядом со столиком возникает официантка, она расставляет тарелки по столу и желает приятного аппетита, обращаясь следом ко мне:

— Не желаете заказать что-то ещё?

— Э-э, нет, — с некой растерянностью отвечаю я.

В ответ получаю улыбку. Многообещающую улыбку, и девушка уходит, предварительно сказав:

— Обращайтесь, если что-то хотите.

У меня взлетают брови, потому что её даже не было на баре, когда я делал заказ. Это что, один из способов подкатить?

— С тобой только что флиртовала девушка, а ты стоял истуканом, — с неким весельем, парирует Эмма.

Перевожу взгляд на неё и хмурюсь.

— Мне не до этого.

В ответ ничего не получаю, лишь её короткую улыбку.

Из кафе выхожу с тоской и тяжестью на сердце. Я видел её в кругу парней, очень даже заинтересованных в ней, но сейчас всё будто поменялось. Она стала прежней: мягкой, нежной, женственной. Возможно, улучшеной версией себя, словно больше ничего не угнетает и не пугает её. Она может позволить себе провести с кем-то время, сходить на свидание, улыбаться и смеяться, даже подпускает кого-то к нашей дочери, не пряча от неё мир. И причиной этих изменений в ней не был я. Она справилась сама, словно достигла дна и оттолкнулась, возвращаясь на поверхность воды. И это пугает, ведь моя Эмма давно уже не моя.

Я вновь возвращаюсь назад к тому времени, как только её увидел. И я видел её разной. Но не такой, как сегодня, ещё несколько месяцев назад мы стояли и смотрели, как восстанавливается и крепчает наша дочь, а сегодня она сияет ярче любой звезды. Если бы меня спросили, какая звезда самая яркая, я без сомнения мог ответить Эмма. Она кажется счастливой.

На тренировке не знаю меры ни для себя, ни для других, даже тренер косо смотрит в мою сторону, вероятно, пытаясь понять, почему я гоняю каждую живую душу на льду. Это лёгкое отвлечение. Всегда было. После того, как я не принял вызов в самый нужный и важный момент своей жизни, проще выбрасывать тестостерон в игре, благодаря этому хотя бы есть положительные результаты. Я выжимаю все силы, что в конечном счёте, буквально подкашиваются колени.

Тренер останавливает меня, когда забрасываю очередную шайбу в пустые ворота, так как остальные уползли в раздевалки. Его проницательные глаза смотрят в мои.

— У тебя всё в порядке?

— Да, а что?

— Мне кажется, ты обманываешь.

— Всё в порядке, — достаточно спокойно говорю я.

— Ты убьёшься, и в четверг команда останется без капитана. Начни видеть грань.

Вздохнув, снимаю шлем и встряхиваю головой, выбивая влагу из волос, попутно борясь с мыслями.

— Это на протяжении всего времени, сколько нахожусь в команде. Раньше никто не жаловался.

— Да, но я предлагал контракт парню, который знает, чего хочет и показывает результаты, — кивает он. — Ничего не имею против твоего упорства, даже рад, что не принял участие в том споре, хотя знал, что ты не унесёшь команду в минус. Сейчас ты не там. Тебе не нужно догонять кого-то, ты и так впереди, но порой у тебя что-то щёлкает. Знаю, мы не обсуждаем личную жизнь, оставляем её за порогом, я думаю, пора нарушить это условие.

— Почему?

— Потому что некоторые из вас встречают невзгоды в личной жизни и решают, что отыграться на тренировках — это лучшая практика. Да, частично так и есть, но не тогда, когда вы начинаете переусердствовать. Сейчас это касается тебя. Я вижу, что-то не так.

— Даже если вы правы, это уже неважно.

— Это важно, если мой капитан теряет голову и перестаёт видеть черту дозволенного.

— Мы можем перейти к главному? Я не хочу разговаривать на этот счёт.

— Я буду отстранять от игр и тренировок, если ещё раз увижу подобное, ты не будешь исключением. Да, можете делать упор, но видеть грань между результатом и безумием.

Согласно киваю, и тренер отклоняется от бортика, шагая вдоль и постепенно удаляясь. Провожаю мужчину взглядом до тех самых пор, пока спина не скрывается с горизонта. Больше не пытаюсь выбить дурь с помощью забитых шайб, стараюсь подавить её и ухожу со льда.