— Всё хорошо.

— Ты даже не планировала сообщить мне об этом?

— Потому что… — Эмма выдыхает и бросает взгляд в сторону спальни Сары, после чего прикладывает ладонь ко лбу. — Я ведь не должна отчитываться перед тобой. Не понимаю, почему хочу это сказать.

— Что сказать?

— Как будто оправдание, — тихо тараторит она. — Только месяц, Эйден. Я не думаю, что должна делиться с тобой личной жизнью, как и ты со мной. Ты ведь тоже…

В ответ вопросительно выгибаю бровь.

— Ладно, я не хочу обсуждать эту тему.

— Что тоже, Эмма? Ты не можешь произнести вслух, что я могу заняться с кем-то сексом?

В её глазах вспыхивает непонятный огонёк, а в воздухе повисает неловкость.

— Это твоё личное право, — отрезает она.

— Да, а почему нет? — продолжаю я, хотя в действительности лучше закрыть и не поднимать данную тему, но что-то внутри не позволяет языку остановиться. — Тебя это задевает?

— Ты хочешь ругаться со мной?

— Нет… — бросаю, но тут же меняю мнение: — Да даже если хочу, я хочу знать: тебя это задевает и ты решила мстить таким образом?

— Я не мщу, я имею право на счастье, как и ты на секс с кем-то.

— У нас большая разница!

— Какая может быть разница?

— Я пересплю и забуду, а ты состоишь в отношениях.

— И что? Я должна искать развлечение? Меня не может любить кто-то другой, они должны только раздвигать мои ноги?

Слова уже подступают к горлу, но я отрезаю всякие пути к выходу. Ни за что не буду говорить кому-то о любви, если буду знать, что это ничего не поменяет. Она хотела свободы, хотела, чтобы никто не вмешивался в её жизнь, и я соглашался на это, предоставляя ей столько времени, сколько необходимо. Но всё зашло не туда. Совершенно не в ту степь. Я мысленно возвращаюсь в утро и вспоминаю умиротворение в её улыбке и глазах, когда она смотрит на этого парня. Я упустил этот момент. Возможно, она поступает правильно, и нам нужно что-то новое. Мы должны жить дальше, даже если с разными людьми.

— Я должен идти, — сообщаю я, поднимаясь со стула, из-за чего лицо Эммы вспыхивает огнём.

Она торопится за мной, грузно вышагивая следом.

— Ты начал это сейчас и решил уйти на середине!? — оскорблено шепчет она, буквально дыша мне в спину.

— Я ничего не начинал, я хотел услышать от тебя, а не додумывать. Ты могла сказать да или нет, чтобы мы не поднимали прошлое.

— Мы не поднимали прошлое! Ты считаешь, что меня никто не может любить, думаешь, что со мной можно только искать временную утеху! Это нечестно!

— Я этого не говорил. Это твоё мнение о себе.

Сую ноги в кроссовки и открываю дверь, смотря на Эмму через плечо.

— Мы улетаем в субботу на неделю, ты уверена, что ничего не нужно?

— Ничего не нужно, Эйден, — слишком сухо заявляет она. — Удачной игры.

— Я забронировал два билета на четверг. Буду рад, если ты придёшь.

— Саре не нужен билет.

— Тебе и Робу. Я предложил утром.

А лучше бы молчал.

— Не обещаю, что смогу.

Я ничего не говорю, только киваю. Не лучшее решение говорить своей бывшей девушке о том, не совсем рад её нынешнему парню и тому, что он находится вблизи моей дочери, каким хорошим бы не был. Хочется вернуться в утро и забрать слова обратно, но ради счастья Эммы, я готов мириться со многим, она как никто иной его заслуживает, даже если не со мной. Возможно, кто-то будет придерживаться мнения, что это самое лёгкое решение. Черта с два. Намного сложнее отступить. Все думают и сопереживают тем, кого бросают, но никто и никогда не задумывается о тех, кто должен оставить. И в данном случае, второму тяжелее. Я переступаю через себя и вырываю сердце ради того, чтобы видеть её улыбку, даже если эта улыбка предназначена и появилась не благодаря мне.

— Эмма родила, — это первое, что я говорю, как только мама принимает видео вызов.

Телефон в её руках пошатывается, и на экране мелькают быстрые смены ракурсов, наконец-то, останавливаясь на одном: вытянутом лице папы.

— Что ты только что сказал?

Чертовски плохо и просто отвратительно, что я молчал об этом. О беременности Эммы знала только мама, и я совершенно не понимаю, по какой причине не говорил об этом остальным. В голове был такой сыр-бор, что я не сообщил о самом главном. И вообще, последние полгода просто ушёл в хоккей всем, чем только можно, не говоря даже о нём. Возможно, лишь за наше резкое прерывание отношений, я стал тем, кто добился желаемого. Это было отличным и единственным отвлечением от всего внешнего мира, заострив все силы и внимание на получении хотя бы чего-то.

— Джаред, отдай телефон! — ворчит мама, пытаясь вырвать у него мобильник, но ему ничто не стоит поднять руку выше и смыть её шансы на получении желаемого.

— Повтори, черт возьми, — рявкает отец. — Я жду хоть какое-нибудь объяснение.

— Ты и так всё понял, — выдыхаю я. — Это мой ребёнок.

Клянусь, такой ярости в его глазах никогда не наблюдал. Было другое: раздражение, негодование, но мне удалось достигнуть высшей точки и превзойти Мэйса. Стереть скрытый слой и сорвать джекпот. Сейчас он легко может забрать назад слова о том, что со мной никогда не было проблем, и я не стану ему препятствовать, потому что признаю его правоту.

— Ты нахрен шутишь!?

— Нет, — спокойно говорю я.

— Ты помнишь, о чём я говорил? О чём ты думал? Твои мозги вывалились по пути к аэропорту?

— Не отчитывай меня, ты не знаешь, что было.

— Да нихрена не было, но ребёнок появился!

Что-то с грохотом падает, и это вынуждает маму повысить голос.

— Картер!

— И ты тоже молчала, — игнорируя её, отец продолжает раздражаться ещё больше, из-за чего телефон болтается из стороны в сторону в его руках, словно вот-вот влетит в стену. — Мать вашу, молчала о том, что у него залетевшая девчонка!